Собрание сочинений - [196]

Оставаясь классицистом по существу художественного метода, Херасков, как уже говорилось, кое в чем отдает дань новым литературным веяниям, исходившим от бывшего его ученика — Карамзина. Поэт не подражает ему, но учитывает опыт, выбирая, например, для "Бахарианы" тот "русский размер" стиха, которым Карамзин написал "Илью Муромца", сделав этот размер модным. Однако Херасков, избегая метрического однообразия, монотонности, часть глав (семь из четырнадцати) пишет четырехстопным ямбом и хореем, с рифмой, признаваясь читателю:

       Только рифму уважаю,

       Стих без рифмы вображаю

       Тело будто бы без ног…

(Стр. 192)

"Литературного успеха эта поэма Хераскова не имела, — отмечает Д.Д. Благой, — но тем не менее она сыграла известную историко-литературную роль: опыт автора "Бахарианы" был в какой-то мере творчески использован Пушкиным при создании им своей сказочной поэмы "Руслан и Людмила"" {Д.Д. Благой. История русской литературы XVIII века. М., 1955, стр. 362.}.

На склоне дней своих, в 1805 году, Херасков напечатал отдельным изданием эпистолу — иначе трудно определить жанр этого стихотворения — под заглавием "Поэт". Через шесть с лишним десятков лет после Сумарокова, но с опорой на его теорию и с эпиграфом из "Епистолы о стихотворстве", {Напрасно на Парнас слагатель смелый входит, Коль Аполлон его на верх горы не взводит.} Херасков предлагает свои советы юношам — начинающим поэтам.

       Где для простых очей совсем предметов нет,

       Рисует, видит там и чувствует поэт, —

говорит Херасков, и предлагает поэту проверить себя, удается ли ему видеть в явлениях природы игру мифологических существ — нимф, зефиров, ореад, сирен, Нептуна, Аполлона и т. д. Несмотря на гениальные уроки Державина, Херасков по-прежнему воспринимает природу сквозь мифологические реминисценции и считает, что описание утра само по себе не есть поэзия, а изображение венчанного розами Феба, выезжающего в алмазной колеснице, сразу переведет стихи в разряд произведений истинно художественных. Поэт обязан уметь отчетливо видеть то, что видят его герои, и чувствовать вместе с ними, быть "повествователем и живописцем". Свое внимание поэт должен обратить к натуре, отнюдь не подражая известным авторам, почерпая искусство "из собственных даров". Поэту необходимы знания (ими обладал в полной мере Ломоносов), правдоподобие в описаниях, что вовсе не исключает вымысел. "О, как мне повести приятны баснословны!" (стр. 8) — искренне восклицает Херасков, как бы подводя итоги собственному творчеству.

В языке прежде всего важны понятность, естественность, он не терпит надутой пышности. Слова должны соответствовать предмету изложения ("Вещая о царях, порфирой украшайся" — стр. 10), то есть теория "трех штилей" по-прежнему дорога для Хераскова, и открытий Державина он вовсе не думает принимать в свою практику.

Главная обязанность поэта — славить добродетель, не устает повторять Херасков: "Без добрыя души не может быть писатель" (стр. 12).

В творчестве нужно следовать тем законам, которые установили Гораций, Буало и Сумароков. Вот к чему пришел Херасков в последние годы своей литературной жизни:

       Что в наставлениях нам предал Сумароков,

       Тех правил не забудь; не бегай тех уроков.

(Стр. 14)

Для самого Хераскова эти уроки оказались памятными на всю его долгую жизнь.

5

Видное место в творчестве Хераскова занимает драматургия. Он написал двадцать пьес — девять трагедий, пять драм, две комедии, комическую оперу ("Добрые солдаты"), театрализованный пролог ("Счастливая Россия") и две пьесы перевел и переработал ("Сид" Корнеля и "Юлиан-отступник" Вольтера). Начав свой путь в театре с трагедии "Венецианская монахиня", носившей в себе зачатки сентиментальной драмы, Херасков и в дальнейшем иногда пишет такие же драмы, но в трагедиях он остается строгим классицистом. Пьесы Хераскова шли на сцене (не все), печатались и составляли неотъемлемую часть русского репертуара.

Интерес к национальной истории, характерный для представителей русского классицизма, был в высокой мере свойствен и Хераскову. Пять его трагедий написаны на сюжеты, связанные с историческим прошлым России: "Борислав" (1774), "Идолопоклонники, или Горислава" (1782), "Пламена" (1786), "Освобожденная Москва" (1798) и "Зареида и Ростислав" (напечатана посмертно, 1809). Херасков изображает фигуры исторических деятелей и при работе над трагедиями пользуется летописными источниками. Пьесы его пронизаны патриотическими мотивами, мыслями о единстве Русской земли, о пагубности княжеских раздоров, о необходимости твердой централизованной власти. Херасков не затрагивает вопроса о положении народа, его не занимают темы социальной борьбы, но он против тиранства, за разумного, следующего законам монарха, и в этом смысле его пьесам присущи нотки некоторой оппозиционности по отношению к власти.

В истории России Хераскова особенно привлекало время принятия христианства и борьбы с язычеством. Если масонские взгляды заставляли его видеть в этой бурной эпохе победу духовного просветления и толкали в сторону религиозной символики, то как поэта и драматурга Хераскова, бесспорно, занимала возможность показать сильные характеры, столкновения страстей и интересов, глубоко обнажившиеся в обстановке крещения Руси. Эту тему Херасков разрабатывает и в драматургии, и в эпосе, причем особое внимание устремляет он на языческий лагерь, следит за процессами, происходящими в среде приверженцев старых верований, рисует их цельные, стойкие характеры, удающиеся ему гораздо лучше, чем фигуры христиан с их длинными рассуждениями о небесной благодати.