. Нынешние же руководители настолько отличны от Перикла, что дерзают говорить, будто из — за заботы о государственных делах не могут уделять внимания собственным, а в действительности эти якобы находящиеся у них в пренебрежении дела принесли им такие прибыли, о каких они прежде даже богов не смели молить; а народ наш, о котором они, по их словам, пекутся, оказался в таком положении, что никто из граждан не живет легко и радостно, и город полон стенаний. Одни вынуждены перечислять самим себе свои лишения и недостачи и оплакивать их, другие жалуются на множество возлагаемых на них поручений и литургий, на неприятности, связанные с симмориями
[78] и процессами об обмене имущества
[79]: последние доставляют столько огорчений, что жизнь состоятельных людей оказывается плачевнее жизни тех, кто пребывает в постоянной нужде. Меня удивляет, если вы не способны понять, что нет более зловредной для народа породы людей, чем бесчестные ораторы и демагоги. Они больше всего хотят, чтобы вы, в дополнение ко всем прочим горестям, терпели недостаток в предметах первой необходимости, ибо они видят, что люди, которые в состоянии удовлетворить свои нужды из собственных средств, стоят на стороне государства и тех, кто дает ему наилучшие советы; те же люди, которые живут от доходов, получаемых ими в дикастериях и народных собраниях
[80], поневоле в силу нужды идут на поводу у бесчестных демагогов и весьма признательны за возникающие благодаря последним судебные преследования, процессы и ложные доносы. Поэтому им доставило бы величайшую радость увидеть всех граждан в таких стесненных обстоятельствах, какие обеспечивают им владычество. Наилучшее тому доказательство: они заботятся не о том, как доставить нуждающимся средства к жизни, но о том, чтобы и тех, кого считают мало — мальски обеспеченными, низвести до уровня бедняков. Какое же может быть избавление от нынешних наших несчастий? Об этом я больше всего говорил, правда, не в одном каком — либо месте, а каждый раз, когда для этого был подходящий повод. Пожалуй, нам легче будет вспомнить, если я попытаюсь снова повторить наиболее существенное, сведя все воедино. Средства, с помощью которых можно было бы исправить и улучшить положение нашего города, следующие: во — первых, если мы советниками в государственных делах сделаем таких людей, каких мы хотели бы иметь советниками в наших частных делах, и перестанем считать сикофантов сторонниками демократии, а людей почтенных и добропорядочных — приверженцами олигархии. Мы должны усвоить, что никто не является демократом или олигархом по природе, а каждый хочет, чтобы утвердился такой политический строй, при котором он будет занимать почетное положение.
Во — вторых, если мы согласимся обращаться с союзниками как с друзьями, и не будем на словах предоставлять им автономию, а на деле позволять стратегам поступать с союзными городами как им заблагорассудится[81]; если мы будем руководить не как деспоты, а как союзники, поняв, что мы сильнее каждого из греческих городов в отдельности, но слабее всех их вместе. В — третьих, если вы превыше всего — разумеется, после благочестия к богам — будете ставить свою добрую славу среди эллинов. Тем, кто так к ним относится, они добровольно вручают и владычество, и гегемонию.
Если бы вы последовали моим советам, а кроме того, свою воинственность проявляли в учениях и приготовлениях, а миролюбие — в том, чтобы ничего не делать вопреки справедливости, вы добились бы процветания не только нашего города, но и всех эллинов. Ибо ни один другой город не осмелится притеснять их. Напротив, когда они увидят, что наше могущество стоит на страже и наготове для помощи притесняемым, они будут бояться и соблюдать полное спокойствие. Впрочем, как бы эти другие города ни поступали, наше положение будет хорошим и выгодным. Так, если другие сильные государства решат воздерживаться от несправедливых действий, заслугу за эти блага припишут нам. Если же они попытаются совершать несправедливости, все, кто боятся и терпят от них зло, прибегнут к нашей помощи с бесчисленными мольбами и просьбами, вручая нам не только гегемонию, но и самих себя. Так что у нас не только не будет недостатка в людях, с помощью которых можно будет пресечь обидчиков, но мы приобретем множество союзников, готовых ревностно сражаться вместе с нами. Какой только город или какой человек не захотят быть с нами в дружбе и союзе, когда увидят, что мы в одно и то же время и справедливее всех, и обладаем величайшим могуществом; что мы хотим и можем спасать других, а сами ни в какой помощи не нуждаемся? Каких только успехов не добьется наш город при таком благоволении к нам других эллинов? Сколько богатств притечет к нам, когда мы станем спасителями Эллады? Кто не будет восхвалять нас — виновников стольких великих благ? Однако же из — за преклонного возраста я не в состоянии охватить в своей речи все то, что представляется моему разумению; скажу только одно: в обстановке несправедливостей и безумств, совершаемых другими, великое дело — первыми проявить благоразумие, выступить в защиту свободы эллинов, получить наименование не губителей, а спасителей их, прославиться своей добродетелью и приобрести такую же добрую славу, какая была у наших предков.
