Собрание пьес. Книга 2 - [21]

Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.

Кутузов(отпустив генералов, долго сидел, облокотившись на стол. Вошедшему к нему адъютанту Шнейдеру). Этого, этого я не ждал, этого не ждал… Этого я не думал… Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? И кто виноват в этом?

Шнейдер. Вам надо отдохнуть, ваша светлость.

Кутузов(ударяя пухлым кулаком по столу). Да нет же… Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, будут и они, только бы…

Занавес.

Картина девятая

2-е сентября, 10 часов утра. Наполеон стоял на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Стояла та необычайная осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.

Наполеон. Вот он, наконец, этот знаменитый азиатский город с своими бесчисленными церквами, священная Москва… Давно пора… Раскройте предо мной план этой Москвы. (Адъютанты развертывают план Москвы и раскладывают его на походном раздвижном столе.) Вот она, эта столица, — у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что он думает? Странный, красивый, величественный город… И странная, величественная эта минута… В каком свете представлюсь я моим войскам? Вот она, награда для всех этих маловерных.

Мюрат. Одно ваше слово, государь, одно движение вашей руки, и погибла эта древняя столица царей.

Наполеон. Нет, мое милосердие всегда готово снизойти к побежденным. Я должен быть великодушен и истинно велик… Но нет, это неправда, что я в Москве… Однако, вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет это, я знаю его. С высоты Кремля — да, это Кремль, да, — я дам законы справедливости; я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью вспоминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны, что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. «Бояре, — скажу я им, — я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных». Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она… (К свите.) Пусть приведут ко мне бояр. (Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами. Наполеон стоял на Поклонной горе, ожидая депутации.) Надо будет назначить дни собраний во дворце царей, где должны сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Назначить губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население.

Генерал. В Москве много богоугодных заведений.

Наполеон. Все эти заведения будут осыпаны моими милостями. Как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо быть милостивым, как цари. Чтобы тронуть сердца русских, на всех этих заведениях я прикажу написать большими буквами: «Заведение посвящено моей матери». Нет, просто: «Заведение моей матери». Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной, но что же так долго не является депутация города?

Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами.

Генерал(посланный за депутатами). Москва пуста; все уехали и ушли из нее. Есть толпы пьяных, но никого больше.

Лица совещавшихся были бледны и взволнованы.

Маршалы и генералы.

— Каким образом объявить о том императору? Каким образом, не ставя его величество в смешное положение, объявить ему, что он напрасно ждет бояр так долго?

— Надо во что бы то ни стало собрать хоть какую-нибудь депутацию.

— Надо осторожно и умно подготовить императора, объявить ему правду.

— Но как сказать?

— А все-таки надо ему сказать. Но господа… (Наполеон терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из-под руки по дороге в Москву и гордо улыбаясь.) Но это невозможно.

Наполеон. Однако пусть они не думают, что я буду ждать их долго. Азиатская медлительность этих господ, этих бояр Москвы мне надоела. Величественная минута не может длиться без конца. Пусть войска мои вступают в Москву.

Подал знак рукою. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска двинулись в Москву. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.

Генерал. Ваше величество, Москва пуста.

Наполеон(сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча. После долгого молчания).