Соборная площадь - [2]

— Ну, как? Удачно сдал ваучеры?

— Кинули, — хрипло отозвался я.

— Да ты что! Намного?

— На тридцать одну штуку.

— Нормально, — цыган сочувствующе поцокал языком. — А что же ты меня не позвал? Я бы постоял рядом.

— Жадность, — я нервно чиркнул спичкой. — Ну, падла, везет. То одно, то другое.

— Я же тебя предупреждал, никогда не клюй на высокую цену. Особенно с кавказцами, это верные кидалы. Я, слава Богу, родился и вырос на базаре. Знаю все их приемы.

— Да что теперь предупреждать, — вяло отмахнулся я, — их уже и след простыл.

— И догнал бы, перо в бочину запросто мог получить. У них там сейчас неспокойно, вот и прут сюда валом. Своих грабить не с руки, пристрелят. А в России народ сонный. Замученный какой-то… Может, переживает, что революцию когда-то неправильную сделал. Как ты считаешь? Ты ж у нас писатель.

— Жадность, сука, — не обращая внимания на размышления цыгана, продолжал бичевать я себя. — Хочется быстрее нажраться и отпасть от говенного соска, заняться милым делом. Там чистота, а тут алкота, наркоши, кидалы, наперсточники… Впрочем, и там одно блядство. Банка с тараканами, как еще Достоевский подметил. За столом, когда пишешь, кажется, чисто, в Союзе… Кидают не хуже базарных.

— Ну вот, значит, везде одинаково. Учись. Придешь к своим писателям закаленным бойцом. Подожди, сейчас поговорим.

К Данко подошла какая-то женщина. Потрогав прикрепленную к его груди картонную табличку, заговорила вполголоса. Цыган напрягся, как борзая, заметившая зайца. Женщина вытащила из сумочки золотую цепочку, вложила в его ладонь. Почувствовав тяжесть благородного металла, цыган заворковал, запел мелодию обмана. Поначалу женщина не соглашалась, отрицательно качала головой. Но вскоре сдалась, заулыбалась, даже смущенно захихикала, словно разговор шел не о цепочке, а о постели. Ударили по рукам. И она ушла, обманутая на две трети стоимости изделия, но абсолютно довольная. Ох, уж эта цыганская черная магия. Ведь, придя домой, заплачет, проклинать будет, рассказывая мужу все подробности сделки. Сейчас же она прошла мимо легкой походкой шестнадцатилетней девушки. Но меня мало интересовал этот процесс. Такие театральные миниатюры я видел по сто раз на дню. Сам потихоньку старался перенять приемы. В данный момент хотелось выпить, заглушить страдания души. Сняв табличку, я поправил висевшую на плече сумку и подался в закусочную, которая находилась рядом, на торце базара. Когда после пропуска стакана вина прошло положенных девять минут, почувствовал облегчение. Мир вокруг снова запестрил калейдоскопными красками. Послав вдогонку еще полстакана, я снова вернулся на свое место. Подошел Аркаша, высокий грузный мужчина, мой одногодок. Отец у него был еврей, а мать русская. Так как он был еврей не по матери, то в Израиль особенно не спешил. Сочувственно похлопав меня по плечу, он сложил губы куриной гузкой:

— Тебя что, кинули?

— Цыган сказал, — сморщился я.

— Ну, что ты, в самом деле, такой невнимательный. Аккуратней надо.

— Он доложил «червонец» при мне. На моих глазах.

— Сверху. А низ подвернул. Вот так.

Аркаша вытащил солидную пачку бабок, наклонил ее передним концом вниз, чтобы я не видел его правой руки, на которой лежали деньги. Затем ловко всунул указательный палец этой руки в середину пачки, подвернул нижние купюры и отдал ее, уменьшенную вдвое, мне. Все это он проделал медленно. Теперь я понял, что в момент расчета смотрел на деньги, а не на руки. И снова подумал, что подвела жадность. Она, проклятая, торопила события.

— Бабки еще остались? — спросил Аркаша.

— Есть.

— Тогда раскручивайся. А об этом забудь. Всех нас кидали, не тебя одного. И не пей. Пьяному здесь делать нечего.

— Я стакан всего.

— Хоть полстакана, хоть каплю, какая разница. Я бы на твоем месте отправился домой, а то еще разок влетишь. Реакция, понимаешь, профессиональное чутье пропадает. Увидишь какую красотку и… А в нашем деле надо быть как снайперу, постоянно начеку. Ладно, я пойду, а то мои книги без присмотра остались.

Аркаша ободряюще подмигнул и грузно засеменил за торговый ларек, за которым на нескольких ящиках у него были разложены зарубежные детективы и прочее чтиво в красочных обложках, мощной волной захлестнувшее наши книжные магазины, отбившее охоту у читающей публики раскупать отечественные произведения. Впрочем, в какой-то степени это было правильно. Мало того, что издательства тут же отвернулись от произведений истинных графоманов, за их счет пополнив портфели книгами признанных во всем мире классиков, но таким образом люди еще отвлекались от ежедневных, насущных проблем. Они наконец-то начали соображать, что в жизни надо не плыть, как говно по Енисею, а за эту самую жизнь необходимо бороться. И бороться жестоко, до крови. Как в западных детективах, изобиловавших беспощадным насилием и всевозможным авантюризмом. Это не была продуманная политика правительства. Просто границы после разрушения берлинской стены прохудились сами собой. А чтобы усыпить бдительность народа по отношению к происходящим глобальным переменам, не дать ему возможности вздыбить новую революцию, правительство придумало другой ход. Оно резко увеличило выпуск спиртных напитков. Конечно, в другой стране с более культурными слоями населения примитивные «нововведения» вряд ли бы дали положительные результаты, но в нашей, пережившей татаро-монгольское иго, это была очередная отдушина от очередных глобальных катаклизмов. Пейте, но назад не оглядывайтесь. Будьте послушным стадом баранов. Горбачев, вырывая с корнем виноградную лозу, между прочим, замышлял совершенно иное. Но… Не вышло. Да и вряд ли из России когда-либо получилась бы вторая Южная Корея. Слишком широка душа и необуздан характер. Уж больно громаден дом, в котором живут «прилагательные» русские. Все окна и двери нараспашку. Гуляй — не хочу.