Собор. Роман о петербургском зодчем - [31]

Наше императорское величество

Александр I.

– Боже, как любезно написано! – вскричала мадам Шарло, захлопав в ладоши, а ее муж, читавший послание через плечо Антуана, проговорил, розовея от удовольствия:

– Это великолепно, мой мальчик, великолепно! Это открывает перед вами прекрасные перспективы…

– Да, ты теперь можешь получить официальное приглашение в Россию, – помедлив, сказал Модюи. – Тебе надо только вовремя напомнить о себе Александру. Ты сам додумался до этого?

Монферран заколебался было, но потом, улыбнувшись, пожал плечами:

– Я еще не так искушен и уже не так дерзок, Тони. Мне посоветовали, разумеется, ну а от кого исходил совет, ты, подумав, и сам догадаешься.

– Персье? – спросил Антуан.

– Я не называл имен, – покачал головой Огюст. – Да и к чему имена? Мне посоветовал человек, который верит, что я талантлив.

– А мне ты не покажешь того, что в этом альбоме? – Голос Антуана сделался горяч и жаден от внутреннего волнения. – У тебя ведь есть хотя бы эскизы?

Монферран встал со стула, подошел к высокому зеркалу в глубине гостиной, взял с подзеркальника кожаную потертую папку и, раскрыв, передал подошедшему Модюи[22].

– Вот. Посмотри, тут все, кажется. Я почти на ходу это все придумывал, за три-четыре дня, так что это даже и не эскизы, а так, наброски, игра воображения. По ним сделал уже готовые проекты. У меня же сразу мысли такой не было, сделать подарок русскому императору. Только вот эта арка, эта вот, видишь? Она была задумана раньше. Глупо, но мысль о ней пришла во время войны. Уж очень здорово дралась русская армия, и мне пришло в голову, что храбрецы эти достойны триумфальной арки, как, впрочем, и наши.

– А что за надпись на ней? – спросила мадам Шарло, тотчас подбежав к Модюи и нагнувшись над его локтем. – Это по-гречески, да, мсье Огюст?

– Это по-русски, – рассмеялся молодой человек. – У них греческий алфавит. Мне перевели эту фразу. Здесь написано: «Храброму русскому воинству».

– О, очень мило! – И дама с восторгом посмотрела на молодого архитектора. – Вы очень умны и дальновидны!

– Даже слишком! – буркнул Модюи, не отрываясь от рисунков, на которые смотрел с изумлением и едва ли не с гневом.

Огюст заметил этот взгляд и наивно приписал его патриотическому негодованию Антуана. У него неприятно дрогнуло сердце, он готов был уже ответить на возможное замечание друга, однако его вслед за мамашей атаковала Люси Шарло:

– Да, Огюст, милый, вы что же, в самом деле решили ехать в Россию?!

– Что вы, разумеется нет! – совершенно искренно ответил молодой человек. – Просто мне хотелось бы, чтобы русский император действительно воспользовался хоть чем-нибудь из моих предложений, тогда и здесь у меня появилось бы сразу громкое имя. Во Франции-то строить в ближайшее время будут мало. Не до дворцов… Ну и одобрение Александра, это его письмо, немало стоит или, вернее, будет стоить в будущем. Нет, я не хочу в Россию, мадемуазель, хотя тот, кто дал мне благой совет, утверждает, что это было бы для меня лучше всего.

– Ну так это определенно Шарль Персье! – воскликнул Модюи и наконец поднял глаза на своего друга. – Но послушай, Огюст, скажи честно: ты действительно все это придумал за несколько дней?

– Дня за три-четыре, я же говорю тебе.

– И это целиком твои идеи? Тебе никто не помогал? – Антуан уже не в силах был скрывать дрожи в голосе. Он захлопнул папку, бросил ее на подзеркальник и начал мерить шагами комнату.

Огюст вдруг понял, что это означает и что означал взгляд, принятый им за благородное негодование патриота-француза…

– Тони! – Он, улыбаясь, подошел к своему другу и взял его под руку. – Да что ты так удивляешься, Тони?.. Ну я же практик, у меня давно уже большая практика, стало быть, я умею быстро ставить задачу и находить нужное решение, почти как в математике. Только там цифры, а здесь формы, линии, композиции.

– Нет, это все равно невозможно! – прошептал Антуан (он невольно взял и стиснул до боли руку Огюста). – Невозможно так быстро и так хорошо! Восемь проектов, и все так интересны, так… – И он выдавил слово, которое жгло ему язык: – Так превосходны!

– А мне не все они одинаково нравятся, – пожал плечами Монферран.

– Боже мой, памятник генералу Моро![23] – вскричала мадам Шарло. – Ах, ну конечно, ведь император Александр глубоко его почитает…

– Его глубоко почитаю и я, – просто сказал Огюст. – Что бы ни говорили о нем, по-моему, он настоящий герой Франции, и если в конце жизни он совершил ошибку, то, черт возьми, их совершают все, но не все перед тем совершают столько подвигов, а потом рискуют жизнью во имя Родины и добрым именем во имя совести.

– Ура генералу Моро! – вскричал Пьер Шарло и кинулся наполнять бокалы.

Застолье продолжалось и стало еще более оживленным. К пирующим присоединилась, вернувшись с прогулки, Луиза, младшая дочь Пьера Шарло, лукавая болтушка, такая же глупенькая, как Люси, но, пожалуй, более непосредственная и оттого более привлекательная. После ее появления смех за столом уже не умолкал.

Однако Модюи вдруг поскучнел, его одолела задумчивость, и вскоре он под каким-то предлогом исчез. Еще через некоторое время начал откланиваться и Огюст.