Собор - [46]

— Вот и все, — сказала она, снова садясь на диван и беря недопитую чашечку кофе, который не успел даже остыть. — Я готова ехать.

Огюст расхохотался. Теперь его уже ничто не удерживало, и он, подойдя к Элизе, сел рядом с нею и осторожно опустил голову ей на плечо. Знакомый запах ее волос чуть не свел его с ума, он испугался, что, сейчас закрыв глаза, откроет их в каком-то другом месте и Элизы не будет рядом.

Она, угадав его смятение, повернула голову и поцеловала его в завитушки на виске. У него вырвался не то вздох, не то стон, и он прошептал:

— Мне было плохо… Мне было плохо без тебя, Элиза!.

— Отчего же ты не пришел раньше? Я ведь даже не сменила квартиру…

— Но ты запретила мне приходить!

— Да? — теперь она говорила с ласковым упреком. — И ты поверил, что я не хочу тебя видеть?

Огюст молча спрятал лицо в ее волосах, падавших черной волной, и у него вырвалось:

— Боже! Какой же я трус и идиот!

Она опять рассмеялась:

— Что ты! Просто ты веришь всему, что говорят и пишут, а я об этом не подумала. Маленький ты мой!

Если бы кто угодно другой назвал его маленьким, он бы вскипел от ярости. Но в устах Элизы это слово прозвучало самой нежной лаской. И Огюст совершенно растаял.

— Спасибо тебе. Уже поздно, и на улице идет дождь, а я без зонта. Можно мне остаться?

— Само собою, — Элиза встала, осторожно отстранив его. — Прежде ты не спрашивал разрешения, Анри.

— Прежде я не знал, что перед тобою трепещут великие мира сего и император Наполеон не осмелится спросить твое имя… Да, а ты знаешь, что он мне сказал, когда я уходил, а? Он сказал, что, по его мнению, я тебя не стою.

— Это он от зависти, — просто сказала Элиза, принимаясь стелить постель. — Можешь снова, если угодно, начать ревновать, но мне показалось, что я ему понравилась.

Часть вторая Состязание

I

Их путешествие длилось полтора месяца. Путь до Варшавы был, само собою, короток и приятен. Затем же началась мучительная тряска на перекладных, и потянулись ужасные, трудновыносимые дороги. От города к городу приходилось тащиться по-черепашьи, моля бога о хорошей погоде, ибо в дождь в иных местах было и вовсе не проехать.

На пути к Пскову их вновь застигли дожди, и едва ли не полдня карета ползла по размытой, обратившейся в черное месиво дороге. Кучер отрывисто бранился, грозил кулаком тучам, облепившим небо, и отчаянно хлестал лошадей. Но после полудня вдруг показалось солнце, тучи разошлись, и сделалось очень тепло, так тепло, что земля стала быстро просыхать, от густой травы и деревьев пошел легкий пар. Дорога тянулась через негустой смешанный лес. Часто попадались поляны, заросшие мелким кустарником и покрытые цветами.

Вдруг раздался скрип, и карета опять накренилась на бок. Ее заднее колесо засело в глубокой рытвине. С козел донесся злой голос кучера, и послышались звучные хлопки кнута по крупам лошадей.

Огюст открыл дверцу и крикнул кучеру:

— Не убей бедную скотину! Слез бы и толкнул сзади, а я бы вожжи взял!

Кучер, не понявший, разумеется, ни слова, повернул голову и рявкнул в ответ:

— И так уже с лошадей шкуры сдираю! Невтерпеж ему, экий барин! Вот слезь да пихни сзади карету-то!

— Что он тебе говорит? — полюбопытствовала Элиза. — Ты хоть что-то понял?

— Понял, что меня обругали, — отозвался Огюст, закрывая дверцу.

В это самое время за деревьями, хороводом окружившими небольшую поляну, посреди которой застряла карета, послышался звук рога и собачий лай, а затем донесся выстрел, за ним другой.

— Охота, кажется, — сказала Элиза, с интересом выглядывая в окно, но пока что за окном ничего не было видно.

Кучер наконец слез с козел и принялся ломать ветки с ближайшего куста, чтобы затолкать их под колесо. Покуда он это делал, шум охоты приблизился. Совсем рядом хлопнул еще один выстрел, а за ним раздался истошный вопль, и на поляне появилось существо, которое в первый момент смотревшие из окна кареты готовы были принять за преследуемого зверя.

Из-за деревьев это существо выскочило почти на четвереньках, спотыкаясь и хватаясь руками за землю, скользкая трава уходила у него из-под ног. Потом бегущий выпрямился и помчался через поляну, шатаясь и оступаясь. Огюст и Элиза успели заметить только развевающиеся лохмотья его одежды и лохмы светло-каштановых волос над темным перекошенным лицом.

За ним на поляну выскочил второй человек, тяжелый и коренастый, в высокой шляпе и с ружьем в руке. Рыча, как гончий пес, он стремительно настигал первого.

— Что это такое, Анри? — испуганно вскрикнула Элиза. — Он его, кажется, убить хочет!

В этот момент преследуемый подлетел к карете, застрявшей в дорожной колее, и в ужасе ничего не видя перед собою, всем корпусом врезался в нее. Тотчас подоспел его преследователь и прикладом ружья что есть силы ударил беглеца между лопаток. Тот коротко ахнул и, ткнувшись лицом и грудью в дверцу кареты, начал сползать на землю. Но ударивший все с тем же рычанием схватил его свободной рукою за встрепанные волосы и, дернув к себе, с силой толкнул лбом в медную обивку дверцы.

У жертвы вырвался короткий крик, сразу перешедший в хриплый стон, потому что преследователь, не выпуская его волос, принялся яростно и размеренно колотить его головой о дверцу кареты.