Соблазняя - [59]

Это была боевая система под названием крав-мага, и методы, которым он её обучил, были жестокими и беспощадными.

Он говорил ей…

Главное в этом – чистая агрессия.

Во время урока отец сделал Райли такой же захват.

Она точно помнила, как выйти из него.

Нужно лишь сделать то же самое прямо сейчас.

Не колеблясь ни секунды, она ударила Гибсона кулаком в пах. Когда он застонал от боли, она повернулась и схватила его за волосы одной рукой. Сжав другую руку в кулак, она ударила его по лицу.

Когда нападавший рухнул на пол, она вспомнила слова отца:

Не останавливайся, пока он не будет без сил или мёртв.

Чувствуя прилив адреналина, Райли схватила ближайший предмет – хлыст с твёрдой деревянной ручкой. Она присела рядом с Гибсоном и подняла хлыст, чтобы ударить его рукояткой в лицо, когда услышала крик Криваро:

– Райли! Ты же убьёшь его, чёрт возьми!

Голос Криваро вывел её из оцепенения.

Агрессия покинула её, и она увидела у своих ног дрожащего доктора Гибсона с окровавленным носом. Она отступила в сторону, и Криваро поднял Гибсона на ноги.

Надевая на доктора наручники, Криваро спросил Райли:

– Где ты научилась так драться?

Райли слегка пожала плечами и сказала:

– Меня папа научил.

Криваро рассмеялся.

– Можно было догадаться. Он интересный человек, этот твой отец.

*

Немного погодя Райли и Криваро ко всеобщему удивлению затащили закованного в наручники врача в полицейский участок.

– Какого чёрта! – воскликнул Толлхэмер.

– У вас есть комната для допросов? – спросил Криваро.

Разинув рот, Толлхэмер отрицательно покачал головой.

– Тогда нам понадобится пустая тюремная камера, – сказал Джейк.

Толлхэмер последовал за Райли и Криваро, которые проводили Гибсона вглубь тюрьмы. Единственные две камеры были заняты братьями Кардинами. По указанию Криваро Толлхэмер перевёл Харви в камеру к Филу. Затем Криваро втолкнул Гибсона в пустую камеру и усадил на койку.

Райли присоединилась к Криваро в тюремной камере, а Толлхэмер остался стоять в коридоре.

Криваро резко сказал Гибсону:

– Тебе лучше рассказать обо всём прямо сейчас. Или тебе нужен адвокат?

Гибсон мрачно рассмеялся и сказал:

– Оззи Хайнс? Он единственный адвокат в городе, и он более чем бесполезен. Нет, мне не нужен адвокат. Я готов говорить. Я даже рад этому. Наконец-то я облегчу свою душу.

Гибсон переводил взгляд с Райли на Криваро и обратно. И снова Райли поразило, насколько уродлив этот человек, особенно теперь, когда из носа у него текла кровь.

– Скажите мне кое-что, – попросил он. – Вы хоть представляете, каково это, когда тебя презирают даже те, кого ты больше всего любишь, даже ты сам? Ощущение… примерно такое.

Он поднял руки в наручниках перед белой медицинской курткой и разорвал её, насколько смог, частично обнажив грудь.

У Райли перехватило дыхание, когда она увидела, что его плоть покрыта струпьями.

«Он сделал это с собой», – поняла она.

Он мучал себя.

Гибсон продолжал:

– Неудивительно, что Элис пожалела, что вышла за меня замуж. Она никогда не признавалась в этом, даже отрицала, настаивала, что действительно любит меня. И я думаю, она любила меня по-своему. От чего мне было только хуже.

Он кивнул в сторону другой камеры, где стояли два брата Кардина, зачарованно наблюдая и слушая, и сказал Криваро:

– Она должна была остаться замужем за Филом Кардином, каким бы неудачником он ни был. Вместо этого она отдала предпочтение мне. В таком захолустном городишке, как этот, недостаточно мужчин, чтобы она выбрала достойного себя. Сначала я думал, что мне повезло жениться на такой женщине, как она. Но мало-помалу мне стало ясно, что она на самом деле чувствует ко мне. Она с трудом заставляла себя смотреть на меня.

Гибсон затрясло, потом он сказал:

– Это сводило меня с ума. Я хотел показать ей, каково это. Вот почему я заставлял её играть во все эти извращённые сексуальные игры, со всеми этими игрушками, которые вы видели в той комнате. Я хотел, чтобы она почувствовала себя такой же уродливой и униженной, как я. Она соглашалась, даже притворялась, что ей это нравится – наверное, просто из жалости. Её жалость – вот что, в конце концов, стало последней каплей. Вот что заставило меня убить её.

Взгляд Гибсона, казалось, обратился внутрь, словно он заново переживал убийство.

– Мы использовали все виды игрушек. Какие-то дорогие штуковины, заказанные по почте. Но в конце концов я понял, что за идеальным инструментом боли не нужно ходить далеко: повсюду есть колючая проволока. Я думаю, когда это началось, она подумала, что это очередная больная игра. Вскоре она поняла правду. То, как она кричала и умоляла, то, как жизнь покидала её тело…

Его голос на мгновение затих.

– Я и представить себе не мог, каково это – причинять столько боли и ужаса. До тех пор, пока не сделал это сам. Трепет, пьянящая радость. Вот почему я отыскал тех женщин и убил их точно так же. О, я ненавидел себя за это. Но это становится зависимостью. Если бы вы не поймали меня, я бы продолжал делать это снова и снова.

Он снова замолчал.

Но Райли знала, что он сказал более чем достаточно.

«Мы поймали его, – думала она. – Наконец-то мы его поймали».

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Последовавший за этим хаос Райли был совершенно не по душе. В полицейском участке Хайленда поднялся шум и гам из-за признания доктора Гибсона, а в фойе уже появилась кучка репортёров. Райли не хотела говорить с ними, и Криваро, очевидно, тоже.