Собиратели ракушек - [152]

Вот оно что! Чемодан. Сегодня. Сегодня она уезжает. На семь дней с Ричардом они едут отдыхать.

Ее мысли обратились к Ричарду, и почти тут же она вспомнила загадочный сон. Все тот же сон. Он не меняется. Все в той же последовательности. Ностальгические картины прошлого, что ушло навсегда, и ожидание. Все тонет в тумане, исчезает, и это страшное чувство утраты. Но, если проанализировать, может, это и не такой уж загадочный сон. В первый раз он приснился ей вскоре после того, как Ричард вернулся из Лондона, в начале января, и в последующие два месяца в какие-то ночи сон вдруг возвращался.

Но ведь так оно и было — после Рождества наступили тяжкие дни. Ричард исчезал на целые недели — столько ему приходилось работать. Учения шли теперь почти непрерывно, и, как правило, им сопутствовали холод и штормы. Да и по все возрастающему количеству морских пехотинцев и армейских грузовиков в городке можно было заключить, что близятся какие-то события. В порт прибывали все новые транспортные суда, оживление наблюдалось и возле командного пункта на Северном мысу.

Над морем летали вертолеты; как-то под вечер, после Нового года, на вересковую пустошь за Боскарбенскими скалами отправился отряд саперов, они установили там минные заграждения. Колючая проволока вокруг, красные флажки на столбах и огромные щиты с надписями, предупреждающими гражданское население об опасности, — все это нагоняло жуткий страх. Когда с той стороны дул ветер, днем ли, ночью ли до городка доносились звуки выстрелов. Особенно тревожно было по ночам — люди просыпались и в страхе гадали, что же происходит на самом деле.

Время от времени Ричард все же появлялся, как всегда неожиданно. Его шаги в холле, его звучный голос наполняли Пенелопу радостью. Обычно он приходил после ужина посидеть с ней и Лоренсом, выпить кофе, сыграть в триктрак. А однажды, позвонив, когда уже было довольно поздно, снова сводил ее пообедать к Гастону; они распили еще одну бутылку того дивного вина и поговорили.

— Ричард, расскажи мне, как ты провел Рождество.

— Очень тихо.

— Что ты делал?

— Ходил на концерты. Был на ночной службе в Вестминстерском аббатстве. Разговаривал.

— С матерью?

— Не только. Заходили друзья. Но больше с нею.

Пенелопа заинтересовалась:

— О чем же вы говорили?

— О многом. И о тебе тоже.

— Ты ей рассказал обо мне?

— Да.

— И что ты сказал?

Он протянул руку через стол и взял ее руку в свою.

— Что я нашел ту единственную в мире женщину, с которой хотел бы провести остаток моей жизни.

— А сказал ты, что я замужем и что у меня ребенок?

— Сказал.

— И как она отреагировала на такую подробность?

— Поначалу удивилась, а потом проявила полное понимание и сочувствие.

— Она милая.

Он улыбнулся:

— Мне она тоже нравится.

Долгая зима подходила к концу, в Корнуолле весна наступает рано. Все вокруг еще дрожит от холода, но воздух пахнет иначе, и от солнца начинает веять теплом — значит она идет. И в этом году все было, как всегда. В разгар военных приготовлений, благополучно миновав парящие над морем вертолеты, в укрытые от ветров долины прилетели перелетные птицы. Невзирая на большие газетные заголовки, на рассуждения и слухи о неизбежном вторжении в Европу, подкрались первые благоуханные дни, ярко-голубое небо, тишина и покой. На деревьях набухли почки, зазеленели ростки папоротника на пустошах и по обочинам дорог.

В один из таких сияющих дней Ричард оказался свободным, и они наконец-то смогли вернуться в мастерскую. Зажечь камин, чтобы он светил их любви; погрузиться в тайный, только им принадлежащий мир, утолить свою страсть, слиться в едином, непостижимом, всепоглощающем озарении.

Потом она спросила:

— Когда мы еще придем сюда?

— Хотел бы я это знать.

— Я жадная. Я хочу, чтобы всегда было завтра.

Они сидели у окна. За окном все было залито солнцем, сверкал ослепительно-белый песок, по синему морю танцевали солнечные блики. С резкими криками кружили над морем чайки, и внизу, прямо под мастерской, в небольшой заводи, на берегу двое мальчишек ловили креветок.

— Теперь существует только сейчас, завтра — это как награда.

— Теперь — это во время войны?

— Война — тоже часть жизни, как рождение и смерть.

Она вздохнула:

— Я стараюсь подавить в себе эгоизм. Все время напоминаю себе, что миллионы женщин многое отдали бы за то, чтобы поменяться со мной местами, жить, как живу я, в безопасности и в тепле, не страдая от голода и вместе со своими близкими. Но мне от этого мало радости. Я чувствую себя обделенной, потому что не могу все время быть с тобой. И оттого, что ты где-то рядом, становится еще горше. Ты не несешь сторожевую службу в Гибралтаре, не сражаешься в джунглях Бирмы, не плаваешь на эсминце в Атлантике. Ты здесь. И все же война разделила нас, она не дает нам быть вместе. Все вокруг бурлит, только и говорят что о вторжении, и у меня ужасное чувство, что время проходит мимо нас. Все, что мы можем ухватить, это несколько украденных часов.

— В конце месяца мне дадут недельный отпуск, — сказал он. — Ты сможешь поехать со мной?

В это время она смотрела на мальчиков, выбиравших сети, поставленные для ловли креветок. Один из них что-то нащупал в водорослях. Он присел, чтобы посмотреть, что это, и замочил в воде штаны.