Собиратель чемоданов - [20]

Чемодасе стало стыдно, что он говорит такими шаблонными фразами, он стал напряженно думать, как бы сказать то же самое, но своими словами. Однако Упендра не только над ним не посмеялся, но даже одобрил его суждение.

— Правильно, — сказал он. — Именно так и надо писать для молодежи: коротко, ясно и, желательно, в рифму — чтобы сразу запоминалось. И обязательно иллюстировать! Лично я бы это знаешь как изобразил? Представь себе прыгуна с шестом, только вместо шеста — гигантский термометр. И вот он уже разбежался, прыгнул и взлетел на высоту. А вдогонку бегут медсестра и доктор Справкин. У медсестры в руках огромный шприц с лекарством, а доктор Справкин держит за бороду собственный логос: лицо вверх тормашками и перекошено, рот открыт, как будто что-то кричит, волосы дыбом и очки вот-вот свалятся! А череп на бегу приоткрылся, и из него вываливаются разные рецепты, справки, лекарства. Видно, доктор полез за рецептом, а больной в это время от него сбежал, поскольку в лечении не нуждается. Зачем ему уколы, если для него самое лучшее лечение — это движение? Вот скажи: если бы у тебя на работе висел такой плакат, запомнил бы ты его?

— Еще бы. — сказал Чемодаса.

— Вот видишь. Я, когда работал с молодежью, именно так и писал. Всегда кратко, динамично, остроумно и с изюминкой! И художникам спуску не давал. Меня, конечно, считали тираном, но зато я всегда добивался нужного образа. Кстати, наверняка я не ошибусь, если то, что ты процитировал, — это один из моих старых текстов. Хотя, возможно, что и не мой. Возможно, это какой-нибудь плагиат. Ведь у меня очень многое украдено. Изменят одно слово — и уже выдают за свое. А чаще всего даже ничего и не меняют. Картинку другую пририсуют — и все. Не могу же я только тем и заниматься, что ходить по улицам и разглядывать плакаты, как бы чего у меня не позаимствовали. Да пускай заимствуют, мне не жалко! Мне легче новое придумать.

9. Он занялся своим чаем, и Чемодаса решил, что наступил подходящий момент, чтобы начать серьезный разговор.

— Между прочим, все чемоданные жители о тебе беспокоятся, — сообщил он.

Упендра поморщился и поставил стакан.

— Скажи, могу я, как старший, дать тебе совет? — спросил он.

— Смотря какой.

— Никогда не говори за едой о чемоданных жителях.

— О чем же тогда говорить? — опешил Чемодаса.

— О чем угодно. Есть ряд нейтральных тем, от которых не портится аппетит. Например, погода.

«Какой смысл в чемоданах говорить о погоде?» — подумал Чемодаса, но вслух этого не сказал, чтобы снова не испортить Упендре аппетит.

— Еще можно поговорить об искусстве, — продолжал Упендра. — Или об общественной жизни. К примеру, ты мог бы поинтересоваться, как продвигается моя книга, или порассуждать о том, какое она окажет влияние на общественную жизнь.

Чемодаса попытался представить себе, какое влияние на общественную жизнь окажет книга Упендры, но, как ни старался, мысли его не выходили за пределы чемоданов. Наконец он не удержался и спросил:

— А почему все-таки нельзя говорить о чемоданных жителях?

Упендра взглянул на него с выражением безнадежности и отставил уже почти пустой стакан.

— Сам подумай: приятно ли мне о них слышать, если я точно знаю, что они, все как один, меня ненавидят?

— Все как один?

— Конечно.

— Но за что?!

— А ты не догадываешься?

— Нет.

— Неужели?

— Честное слово! Скажи! — Чемодасу разбирало любопытство.

— Представь себе, ни за что. Обыкновенная зависть, и ничего больше.

— Но чему же тут завидовать? — не удержался Чемодаса.

— А ты полагаешь, нечему? — с улыбкой ответил Упендра, — Так знай, что всегда и всюду больше всех завидуют не тому, кто богат или имеет власть, а тому, кто красив, умен, кто интересный собеседник, кого все любят…

— Все любят?! Постой, ты же сам только что…

— А как же ты думал? Взять хотя бы меня. Если бы ты только знал, как я устал от этой назойливой всеобщей любви, от которой уже просто деться некуда! Ты не поверишь: стоит только где-нибудь появиться — так и кидаются навстречу. Проходу не дают, а особенно молодежь. Даже дети — чуть только меня завидят — «Дядя Упендра, сыграй песенку! Дядя Упендра, расскажи стишок!» И думаешь, мне это льстит? Совсем наоборот. Я только размагничиваюсь. Мне бы, по идее, лучше вообще не выходить из дому, чтоб только никого не видеть. Но сегодня я дал себе зарок совершить долгую прогулку. Зайти куда-нибудь подальше и остаться наедине с собой. Надеюсь, составишь мне компанию?

— Конечно! — обрадовался Чемодаса. — Вот только… — он вспомнил о недавних опасениях Упендры.

— Что «только»?

— Как бы тебе не простудиться.

— Мне? Простудиться?! — Упендра расхохотался. — Да ты не знаешь, какой у меня организм! Мне иногда кажется, что я мог бы хоть целый день гулять под проливным дождем — и хоть бы что! А в детстве — знаешь, каким я был крепким? Меня еще бычком звали.

10. Чемодаса про себя подумал, что в чемоданах дождя не бывает, и что в детстве Упендру звали не Бычком, а совсем другим именем, но вслух ничего не сказал. Он решил, что лучше пока его не раздражать, а уж на прогулке, когда они зайдут куда-нибудь подальше, он не упустит подходящий момент, чтобы завести разговор по душам. Он терпеливо дождался, когда Упендра покончит с очередным стаканом чая, и бодро сказал, вставая из-за стола: