Собирание русских земель Москвой - [8]

Подавленное трудностью своего внешнего положения, окруженное опасными врагами, Рязанское великое княжество связано, при недостаточной собственной силе, великорусской великокняжеской властью, которая все больше забирает в свои руки руководство всеми внешними отношениями Великороссии, в том числе и ее Рязанской украйны. Близкий к рязанским пределам напор литовской силы не в состоянии прочно нарушить неизбежную связь Рязанской земли с великорусским центром. И эти отношения тем характернее, что в самом-то великорусском центре нет еще достаточной силы для крепкой обороны Рязанской земли. Носители великорусской великокняжеской власти требуют полного подчинения рязанско-литовских отношений своей политике и своему контролю. А сами вынуждены отделять эти отношения от своих, московско-литовских, ограничиваясь ролью посредников между Рязанью и Литвой, которые иной раз оказываются по-прежнему лицом к лицу, помимо Москвы.

Так, в. к. Василий Васильевич требует (в договоре 1447 года), чтобы рязанский великий князь вступал с в. к.литовским в договорные отношения «по думе» с ним, князем великим, непременно оговаривал в докончательной грамоте, что он, рязанский великий князь, с в. к. Василием «один человек», и обещает за то оборонять Рязанскую землю от литовской силы87.

Однако дело еще не дошло до полного единства в распоряжении воинской силой; «одиначество» князей обусловлено соблюдением братского относительного равенства: в. к.рязанский лично выступает в поход лишь в том случае, когда в. к.всея Руси сам «всядет на конь», а если пошлет воевод, то в поход идут рязанские воеводы.

Так и в случае нападения Литвы на Рязанскую землю: в. к. Василий обещает «боронити» рязанского против всех, от кого он сам «не возможет» оборониться, за отказ в. к.рязанского от всех сепаратных крестоцелований88, но притом лишь условно: обязуется сам выступить на оборону Рязани от Литвы, когда на рязанского князя пойдет лично в. к.литовский; а если он только пошлет против Рязани своих литовских воевод, то и в. к. Василий пошлет в поход своих воевод. Эта условность «одиначества» в ратном деле и в распоряжении ратной силой получает особое значение при сопоставлении с большой относительностью, в московском понимании, договорного установления, что в. к. Рязанский перед в. к.литовским «один человек» с в. к.всея Руси. В 1449 году в. к. Василий Васильевич заключил договор с литовским великим князем и королем польским Казимиром Ягеллончиком89; в договоре этом в. к. Василий признает за Казимиром право «показнить» рязанского князя и обещает не вступаться в дело, если в. к.рязанский «сгрубит» Казимиру и «не исправится» к нему по указанию в. к. Василия, которого король Казимир должен предварительно уведомить о происшедших разногласиях и столкновениях. Мало того, в. к. Василий признал за рязанским князем право, если он «восхощет», служить королю Казимиру, обещая за то «на него не гневаться, не льстити ему».

Так замиравшая рязанская самостоятельность поддерживалась на исходе своего сколько-нибудь реального значения не столько собственной силой Рязанского княжества, сколько слабостью великорусского центра перед окрепшей мощью литовского великого княжения. И великорусская великокняжеская власть поневоле не спешит с ликвидацией этой самостоятельности, довольствуясь покорностью слабого соседа, «брата молодшего», лишь бы он не был орудием враждебных сил и не создавал затруднений для собственных задач московской великокняжеской политики.

Наши источники – летописные своды – по-прежнему молчат о внутренних делах Рязанской земли. А между тем и тут, как в тверском великом княжении, произошла в последние времена ослабевшей независимости значительная концентрация княжого владения. Но явление это нам почти неизвестно даже с элементарно фактической стороны. Уже в договоре между Иваном Федоровичем и Юрием Дмитриевичем находим такое определение владений великого князя рязанского, которое расходится с самостоятельным значением «великого князя» пронского в рязанских договорах с великими князьями Василием Дмитриевичем и Витовтом. Рязанский князь требует от Юрия Дмитриевича гарантии «отчины своей княженья Рязанского, Переяславля и Проньска, и всех волостей переяславских и проньских, что потягло к Переяславлю и к Проньску по реку по Оку»90. Для ясного понимания этих отношений, как они отразились в помянутом договоре, надо бы иметь совсем иной запас фактических данных, чем то скудное, что находим в наших летописных сводах: в том же договоре в. к. Иван Федорович повторяет требование прежних докончальных грамот, чтобы московские князья не «вступались» в «рязанских князей», но относительно пронского князя сообщает особо, что он с ним и с его братьями «любовь взял». Определение отчины рязанского великого князя, как «Переяславля и Проньска и всех волостей переяславских и проньских», дает повод признать, что эта «любовь» с пронскими князьями состояла в том, что он их привел «в свою волю». Однако тут же все столкновения между рязанским князем и пронскими князьями отдаются на «управу» московского великого князя, в чем нельзя не видеть значительной гарантии независимости Пронска от местной великокняжеской власти91. А летописные своды не дают никаких сведений о последних десятилетиях Пронского княжества. Они не отметили даже года смерти пронского «великого князя» Ивана Владимировича, а о его сыновьях – князе «пронском и его братьи» – договорные грамоты вовсе не упоминают. Только родословцы XVI века дают кое-какие сведения о последних пронских князьях и судьбе их потомства92. По таким данным нельзя определить, когда и при каких обстоятельствах пронские князья утратили самостоятельное княжение; но сын и преемник рязанского великого князя Ивана Федоровича Василий уже владеет Пронском и благословляет им, перед кончиной, вместе с великим княжением рязанским своего старшего сына Ивана Васильевича93.