Собаки - [5]

Другие части тоже работали, не покладая рук. Несколько пожарных, взобравшись на третий этаж дома с противоположной стороны улицы, направляли оттуда струю воды прямо в окна горящего дома. Другие прикрепляли лестницу к окну пятого этажа, который еще не был охвачен пламенем.

Постепенно замер красный свет внизу лестницы, где продолжала работать водяная струя «Гиганта», направляемая раненым Доном и Хартманом.

— Пойдите туда теперь, Хартман, — сказал Дон шоферу, когда погас последний огненный язык. — Взойдите на четвертый этаж, — там моя жена и мои маленькие дети; теперь опасности нет для вас. Я буду направлять струю воды над вашей головой, пока вы будете итти наверх, — продолжал он.

Но Хартман не отвечал. Беспомощна и растерянно смотрел он то на Дона, то на дымящуюся лестницу. Пока он так стоял и смотрел, на ступени лестницы прошмыгнула серая с черными пятнами маленькая тень и исчезла в клубах дыма.

Это был Пятнистый. Подождав немного в дежурной комнате Дона в пожарной части и ожидая, не вернется ли Дон, Пятнистому надоело сидеть одному в комнате. В опустевшей части было скучно. Пятнистый решил навестить своих друзей — маленьких детей Дона. Ведь, может быть, они не легли еще спать; во всяком случае, лучше было попытать счастья, чем сидеть одному в пустой дежурной комнате.

Возбуждение, дарившее вокруг дома, где жила семья Дона, напомнило Пятнистому старые дни, когда он сам принимал участие в работе пожарных. Дым ему тоже показался обычным явлением. Ни шум, ни дым не могли удержать Пятнистого; он прямо и без колебания бежал вверх по лестнице, как и много раз до этого, добрался до четвертого этажа и стал скрестись у двери в квартиру Дона. А за ним бежал Хартман.

Хартман не знал, что Пятнистый раньше здесь бывал. Его что-то толкнуло итти вслед за собакой.

Звук скребущихся о дверь когтей Пятнистого указал Хартману цель его путешествия. Через минуту они были в квартире. Она была пуста, и только у пожарной лестницы нашли они жену Дона, прижавшуюся к стене и судорожно прижимающую к себе детей. Взрывом лестницу сорвало, и женщина потеряла возможность спуститься вниз.

В отчаянии металась несчастная мать взад и вперед. Как раз в тот момент, когда над Доном склонился начальник всех частей, из клубов дыма выскочил Хартман, неся на руках всех троих ребят. Два санитара оттащили Дона на противоположный тротуар, но дальше он не позволил себя нести.

— Что с женой? — спросил он, когда Хартман поставил на землю детей.

Но тот, ни слова не говоря, бросился обратно в дом и через несколько минут вынес из него жену Дона на руках. За ним по пятам бежал Пятнистый.

— За это тебе будет медаль, — похлопав его по плечу, сказал начальник. — Славное дело ты сделал, молодчина!

Хартман оглянулся, чтобы посмотреть, где Пятнистый, но собака уже убежала. Она была около лошадей и носом трогала морду белой лошади, одной из тех, что служили вместе с ним в двадцатой части до появления автомобилей.

Когда на следующее утро белый нормандец и его четвероногие товарищи-кони возвращались домой с пожара, Пятнистый весело бежал впереди них. Он покинул двадцатую часть и ее команду и примкнул к той части, откуда не были изгнаны лошади.

Пятнистый снова поступил на действительную службу.

БУЛЬТЕРЬЕР СНЭП

Рассказ Сэтона Томпсона

I.

Я увидел его в первый раз в сумерки. Рано утром мне подали телеграмму от моего школьного товарища Джека: «Посылаю тебе замечательную собачку. Обращайся с ней вежливо: это безопаснее».

От Джека можно было ожидать всего. Он мог послать вам адскую машину или злобного хорька и назвать то и другое «собачкой», а потому я ждал посылки с большим нетерпением.

Наконец ее принесли. На ящике была надпись: «Берегитесь», и изнутри, при каждом мало-мальски подходящем случае, раздавалось рычание, поднимавшееся до самых высоких нот.

Заглянув в решотку, вделанную в ящик, я увидел не тигренка, а маленького белого бультерьера. Он сделал попытку схватить меня зубами, как старался схватить всех и все, что держалось на недостаточно почтительном расстоянии от него, а злое рычание его раздавалось все чаще.

Есть два рода рычания: одно — глухое и низкое; это вежливое предостережение, деликатный намек; другое — громкое и на более высоких нотах; это последний сигнал перед нападением. Рычание бультерьера было второго сорта.

Я люблю собак, и мне казалось, что я знаю их хорошо. А потому, отпустив носильщика, я взял мой универсальный карманный нож-зубочистку-молоток-отвертку-клещи-штопор (изделие нашей фирмы) и открыл решотку.

Хорошо оказалось мое знание собак, нечего сказать! Маленькая собачка рычала, как бешеная, при каждом ударе по решотке, а когда я открыл ее, бросилась из ящика с явным намерением вцепиться мне в ногу. И если бы одна из ее лап не попала в решетку и не зацепилась за нее, собачонка наверное укусила бы меня.

Вспрыгнув на стол, я старался убедить ее успокоиться. Я всегда верил, что слова человека оказывают действие на животных; если животные даже не понимают их, то во всяком случае могут уловить хоть отчасти их общий смысл. Но собака отнеслась презрительно к моим попыткам успокоить ее.