Собаки - [38]

Одна из них — это был Кутта — бежала в уровень с ним, даже немного впереди его, то и дело оглядываясь на него через плечо. Прежний щенок был теперь вожаком стаи, признанный всеми, кроме Джунгли и нескольких подобных ему непокорных. Только они одни не признавали его и хотя и охотились вместе, однако, своим непослушанием часто расстраивали его планы и упускали добычу. Теперь они бежали сзади, предоставляя ближайшее преследование зверя Кутте и его сторонникам.

Но Кутта не обращал внимания на его образ действий. Его единственным инстинктом, крепко засевшим в его мозгу, было отомстить убийце своих сородичей. Если бы Баф знал его нрав, он испытывал бы не только стыд и досаду, когда бежал вниз, оборачиваясь, чтобы огрызнуться на врагов, наступавших сзади, и не обращая внимания на молчаливую собаку, которая бежала рядом с ним, и, повидимому, не собиралась нападать на него. Он не знал, что Кутта никогда не лез в драку, не будучи уверен в себе, и что если он нападал на врага, то это означало смерть для одного из них.

Наконец, искусанный, разгоряченный и негодующий, Баф остановился. В ту же минуту его преследователи сделали то же самое. Они были в то время на широком, открытом пространстве оврага, свободном от кустарника, но с почти отвесным краями.

Тигр, ворча, отошел в сторону и сел, прижавшись спиной к скале. Собаки с досадой расселись перед ним полукругом. Тигр жадно смотрел на их раскрытые пасти с висевшими языками.

Он не мог допустить мысли о их победе и, отдохнув немного, прорвался через окружавшее его кольцо неприятеля и побежал дальше. Но внезапная сильная боль в боку заставила его обернуться, и он увидел собаку, которая, успев нанести ему серьезную рану, отскочила и была вне опасности. Обезумев от боли и гнева, Баф бросился на нее — но напрасно.

Тогда в первый раз страх закрался в душу тигра. Он прыгнул на уступ крутого склона и очутился на просторе. Быстрой ровной рысью он понесся по равнине, покрытой высокой сухой травой с редкими колючими деревьями. Жар все усиливался, и откормленный хищник изнывал в беге, но торопиться было необходимо.

IV. Дикая охота

И вот началось преследование. Израненный зверь несся по раскаленной земле. Но избавиться от своих неутомимых преследователей ему не удавалось. Кутта без труда бежал на одной линии с ним. Другие собаки выскакивали со всех сторон, то и дело кусая и раздирая его гладкие бока своими острыми зубами и оставляя на них кровавые следы; только Кутта ни разу не вмешивался в битву и не уменьшал расстояния между собой и своей добычей. Его время еще не пришло.

То замедляя шаг, то несясь во всю прыть, Баф уходил от своих преследователей под жаркими лучами послеполуденного солнца. Его помутневший взгляд встретил извилистую линию высоких деревьев, и он направился туда, потому что знал, что там была река. Может быть, там его ожидало спасение; может быть, в лесной чаще он сумеет укрыться от своих преследователей.

Достигнув реки, он пошел прямо по воде, ступая между камнями, едва покрытыми водой. Собаки следовали за ним по пятам.

На минуту он остановился, с наслаждением опустил в свежую воду свою разгоряченную морду и жадно проглотил несколько глотков воды, потом выбрался на высокий камень и оглянулся кругом.

Заходящее солнце освещало его рыже-черную шерсть, его огромную морду с белыми щеками, огромные лапы и могучее тело, которое могло бы послужить отличным образцом силы.

Кругом него расположились группами собаки: одни пили, другие лежали, высунув языки на мокрых камнях, не сводя с него пристальных взглядов, которые наводили на него ужас.

Он ушел с камня и погрузился в глубокую воду. Но его преследователи, не отставая, плыли за ним. И когда, освеженный, он вышел на берег, они были все с ним спереди, сзади, с боков.

Он помчался бешеным галопом. Погоня продолжалась среди вечерних теней. Баф начал утомляться и попытался остановиться, но враги настигали его, и он снова напрягал свои силы. В гору, с горы, на дно оврагов, по черным каменистым осыпям — дичь впереди, охотники по пятам за нею.

V. Бесславная смерть Бафа

Взошла луна и осветила путь дикой охоты. Наконец, измученный усталостью и желанием спать, Баф остановился у подножья каменистого утеса и прижался спиной к скале.

Собаки разлеглись кругом него.

Он пытался отдохнуть, но засыпать не смел.

Как только он закрывал глаза, кто-либо из его тщедушных врагов ухитрялся укусить его. Он уже отомстил двоим — ударом лапы вышиб у них дух.

Свора могла спать, а он не смел. На рассвете он поднялся и все собаки — с ним. Он бежал напрямик, не разбирая дороги, а солнце поднималось и ослепляло его. В самую жаркую пору дня, измученный жаждой, он попал на зловещий след лесного пожара, где пни поднимались из черной земли. Земля на несколько дюймов была превращена в пепел, который поднимался от ветра и наполнял ноздри и рот, забирался в горло, легкие.

Это был конец. Баф изнемогал. Кашляя и задыхаясь он остановился, закачался и чуть не упал, обессиленный.

Шустрая молодая собачонка сейчас же подскочила к нему и острыми, как бритва, зубами вонзилась в его шкуру. Другая вслед за ней впилась в левую ногу и прокусила мускул глубоко, до кости. Желтый хищник захромал.