Собаки и демоны - [3]

Внешний вид Японии резко отличается от внутренней действительности. «У человека, видящего рентгеновский снимок его собственного скелета»,- написал Марсель Пруст, - «будет то же самое подозрение в ошибке, что это именно его кости, как у посетителя картинной галереи, который, глядя на портрет девочки, читает в его каталоге: 'Отдых дромадера'». Япония, которую я описал в этой книге, будет одинаково незнакома многим читателям. «Земля высокой технологии», не имеющая ноу-хау, чтобы осуществить проверку на загрязнение или очистить токсические выбросы. Общество, которое «любит природу», бетонирующее по ее рекам и побережью, чтобы кормить ею жадную строительную промышленность. «Элитная бюрократия», которая так неумело справилась с общественным богатством, что система здравоохранения и пенсионные фонды терпят крах, в то время как государственный долг взлетел и стал самым высоким в мире.

Эта картина, отвратительно чуждая, если Вы знакомы только с обольстительной верхней оболочкой производственного успеха Японии. Как мог привлекательный «Портрет Девочки», представленной миру в течение сорока лет экспертами Японии, оказаться, «Отдыхом Дромадера» – разоренные горы и реки, местное загрязнение, арендуемые города, и взлетающий долг? Почему писатели и академики никогда не говорили нам об этом?

С 1950-ых Западные наблюдатели ехали в Японию как поклонники к святыне. Когда я учился в колледже в 1960-ых и в начале 1970-ых, специализировался в японских исследованиях, у меня и моих коллег была установка объяснить, какова Япония непонимающему миру. Япония резко отличалась от Запада, и это было ужасно захватывающим – для многих японологов Япония казалась идеальным обществом, утопией. Даже критики 1980-ых, которые предупреждали относительно японской экономической безжалостности, говорили в значительной степени в условиях страха.

Многие из моих коллег до сих пор убеждены, что их работа состоит в том, чтобы представить Японию привлекательно другим, и большинство из них зависят, так или иначе, от Японии в качестве средства к существованию. Позвольте японологу сказать неправильные вещи, и он может быть не приглашен назад; его друзья в промышленности или правительстве в Токио прекратят давать ему информацию. Таковы правила самоцензуры.

Еще более сильной, чем цензура, является власть ностальгии. Эксперты Японии жаждут красивой, артистической, эффективной Японии, в которую они продолжают верить, и несчастная действительность заставляет их еще сильнее цепляться за видение Утопии. Неизлечимая ностальгия управляет этим моментом, и это - то, почему Дзэн и эксперты по чайной церемонии рассказывают нам много изящных хайку, демонстрирующих любовь к природе Японии, но не говорят о бетонировании рек и побережья. Точно так же преподаватели экономики расточают похвалы индустриальной эффективности Японии, не упоминая, что фабрики свободны свалить канцерогенные химикаты на рисовые поля, находящиеся по соседству. Несколько авторов поднимали эти проблемы в последние годы, но они были, главным образом, журналистами. Американские академики и культурные эксперты не обратили на это никакого внимания.

Это толкает меня к личной исповеди. Это книга отчаяния, и причина состоит в том, что я нахожу то, что имеет место в Японии не чем иным, как трагедией. Конечно, есть очень много вещей, которые замечательны в Японии - я не собираюсь говорить, что иностранцы, не знающие Японию, должны передумать и раскритиковать ее. Однако, мы должны снять розовые очки и увидеть современную Японию для того, чтобы понять, какова она. Понять иначе означает оценить и даже посочувствовать бедствию.

Люди, пишущие о Японии, делают большую ошибку, когда полагают, что замять ее проблемы означает «поддержать Японию» и указать, что трудности состоят в том, что кто-то "атакует" или "клевещет" на Японию. Япония - не монолитная сущность. Десятки миллионов японцев столь же встревожены и напуганы тем, что они видят, как и я. Американские друзья спросили меня, «Что заставило тебя писать книгу, которая изображает Японию в таком тревожном свете?» Ответ - почти смущающе - старомодный японский ответ: обязанность.

Я приехал в Японию маленьким мальчиком, и провел большую часть из своих следующих тридцати пяти лет в Токио, Сикоку, и Киото. Как любому, кто любит эту страну, для меня невозможно остаться равнодушным к современным проблемам Японии, особенно таким, как гибель окружающей среды. В течение прошлого десятилетия я провел баснословное количество часов с несчастными японскими коллегами, которые глубоко сожалеют о том, что видят происходящее со своей национальной культурой и окружающей средой, но чувствуют себя бессильными остановить это. В середине написания этой книги, я совершил путешествие в Святыню Исе, наиболее священное место Японии, с двумя старыми друзьями, оба из которых являются видными культурными фигурами. Когда мы шли через первобытные рощи Исе, я спросил их, «Пожалуйста, скажите мне честно, должен ли я дальше продолжать писать эту книгу. Это - тяжелая работа. Я мог бы легко подчиниться порыву и отказаться от этого». Они ответили, «Нет, Ты должен написать ее. В нашем положении, с нашим каждым действием, тщательно контролируемым СМИ, мы не можем высказаться публично. Пожалуйста, напиши это для нас».