Собака — зверь домашний (Первое издание) - [2]

Буксирный катер, рассекая штилевую гладь, спешил к борту китобоя.

— Твой, наверное? — спросил капитан.

— Будет, — ответил Кряжев, — мне рассказали, что этот «жучок» восемьдесят два дня носило по воле ветра где-то в океане. Люди остались живы. Сейчас они в санатории. Катером правит какой-то практик, да и он ждет моего приезда. Потом уйдет в отпуск. Весной команда вернется, и я снова уйду на какое-нибудь судно.

— Приходи ко мне, буду рад тебя видеть. За зиму наскучаешься без привычной работы, и вообще по родине…

— Родных у меня нет, а здесь, может быть, найду какую-нибудь «Пятницу».

— Не заблуждайся. Это не рыбозавод, где большинство девушки… Вот он, катер твой. Прыгай, и с богом!

Капитан крепко пожал руку своему бывшему помощнику.

— До встречи!

Катер отвалил от борта. Кряжев с любопытством смотрел на острые пики гор, покрытые первым нетающим снегом.

«Внизу цветут цветы. Чудно, — подумал он, — и вообще, говорят, зимой то снег под крышу, то дождь с ураганным ветром… Курилы…»

Еще гигантское крыло циклона не дотянулось до острова, а мрачная тень его угрожающе ползла с моря. Снежные облака, похожие на длинные когти дракона, протянулись по серому небосклону, и слабый проблеск утопающего солнца бессильно трепыхался на горизонте. Темень сжимала буксирный катер, а он, зацепившись лапами якоря за каменистый грунт, упорно клевал мертвую океанскую зыбь. И даже глупыши, эти ненасытные голуби, притихли в ожидании первого шквала. Все замерло перед бурей.

Тихо было и на маленьком буксирном катере. Тихо и безудержно падала стрелка барометра, лишь незакрепленная кастрюля шаркала, катаясь на камбузной плите, да тикали судовые часы, прикрепленные к стенке. Светящиеся стрелки еще не перевалили за двадцать ноль-ноль, а сонная одурь уже овладела командой. Утомленные постоянной качкой, матрос и механик лежали в узких койках.

Кряжев сидел в своей маленькой каюте за маленьким столом, большой, как краб над обломанной ракушкой, и писал начатый на острове дневник.

«Уже два месяца рулю на железной скорлупе, но не могу привыкнуть к тесной рубке, ограниченному району плавания и постоянному бездействию. Ушел последний китобой. Он оставил мне красавца-финвала. Я неудачно отбуксировал его к берегу и долго наблюдал за церемонией разделки. А теперь опустел рейд. На берегу лежит снег, а в домик, который мне дали, я не заглядывал больше недели. Сегодня ожидается ураганный ветер. Ребята молчат, но, я чувствую, волнуются. Я ведь один, а у них семьи. На берегу меня никто не ждет, если не считать тех десяти собак, которые еще раньше облюбовали мой дом и живут припеваючи. Слышу первые порывы ветра. Начинается бессонная штормовая ночь… Спрятаться негде. Уйду подальше от скал».

Кряжев закрыл дневник и поднялся в рубку. Сквозь густой снегопад еще просматривались огни поселка. Ветер крепчал, срывал белые гребни и расстилал их по заливу. Катер кланялся каждой волне, зарываясь носом, и было ясно, что на якоре не устоять.

«Да… Дела… От этого шторма не убежишь. Надо запросить начальство…», — подумал Кряжев.

Вскоре сквозь треск и шорох он услышал приказ директора: «Дрейф запрещаю. Выбрасывайтесь на берег в районе пересечения лучей прожекторов. Трактор и люди готовы».

— Ну вот и все, отплавал… Федотыч! Крути машину! Будем выбрасываться!

… Дизель визжал, как поросенок, а винт, оголяясь, сотрясал корпус. Кряжев рулил на едва видимые огни берега. Но вот прошел снежный заряд, прояснилось, и берег открылся весь. Мощные прожекторы высветили прибойную полосу, людей и трактор.

Только с полного хода и на волне надо въезжать на берег. Иначе накат перевернет катер, стащит на дно морское.

— Федотыч! Поддай на всю катушку! — крикнул в переговорную трубу Кряжев. — И держись! Держись!

Катер оседлал прибойную волну, ринулся к берегу, на мгновение завис над сушей и грузно опустился на песок. Вода откатила, чтобы с новой силой обрушиться, ударить в корму, но кулибаны уже застропили, и трактор, лязгая гусеницами, потащил суденышко от разъяренного моря.

В эту первую ночь на берегу Кряжев спал, как убитый. Не было опасной якорной болтанки, не было ответственности за судьбу катера и людей.

А утром он увидел в окно все тот же снег. Его выпало за ночь много, но он падал и падал, будто циклон пригнал тучу и оставил ее над островом: сыпь, мол, снежище, засыпай непокорную землю, похорони ее под снежным настом…

«Да-а, капитан китобоя был прав, — подумал Кряжев. — Поселок вымер. На улице никого. Лишь дымки из пяти-шести труб. А люди завалились, как медведи, в берлогу, выбираются, наверное, только в магазин, чтобы набрать продуктов на неделю, а может быть, и на год. С ума сойти можно. Ни клуба, ни пивной. Сходить к Федотычу, что ли?»

Кряжев оделся, набросил на себя свою любимую кожанку, вышел в коридор, дернул наружную дверь и тотчас отступил. Сугроб снега осыпался ему под ноги.

— Ну дела-а. Хорошо, что лопату с вечера в коридоре оставил. Правильно говорили: зимой придется копать туннели.

Очистив проход, Кряжев вышел. И не сразу разглядел собак.

— Вот ушлые! — подивился он. — Свернулись клубком, и зима им до лампочки…