Собака, которая выла - [10]

— Позвольте, как это — совать голову в петлю? — вопросил Мейсон.

— Сами знаете как, — сказал Доркас. — Вы заявились сюда с человеком, который добивался ордера на арест состоятельного и видного гражданина. И вы, понятно, хотели обезопасить себя от возможности ответного действия. Именно за это вы получили предварительный гонорар. По этой причине вы не стали настаивать на ордере, но добились повестки с вызовом мистера Фоули. Ну так вот — он здесь и предостаточно мне сообщил.

Перри Мейсон в упор посмотрел на Пита Доркаса и не сводил с него взора, пока заместитель окружного прокурора не опустил наконец холодных глаз под пристальным взглядом Мейсона.

— Когда я сюда пришел, — отчеканил Мейсон, — то я пришел сюда, потому что хотел вести с вами дело по-честному и чтобы со мной тоже вели дело по-честному. Я вас предупредил, что мой клиент нервничает. Он сказал вам, что беспрерывный собачий вой действует ему на нервы. В числе подзаконных актов имеется и постановление против нарушения общественного порядка шумливыми животными. Мой клиент имеет право требовать защиты по этому закону даже в том случае, если лицо, имеющее кое-какие политические связи…

— Но собака не выла, — раздраженно оборвал Доркас. — В этом все дело.

В спор вмешался Фоули:

— Прошу прощения, господа, можно я скажу пару слов?

Перри Мейсон даже не обернулся — он по-прежнему не сводил взгляда с заместителя окружного прокурора. Однако Доркас посмотрел на Фоули с явным облегчением.

— Разумеется, — произнес он, — прошу вас.

— Уверен, вы меня извините, мистер Мейсон, — сказал Фоули, — но я буду откровенен. Я знаю, вам требуются факты, Я понимаю ваше положение в этом деле, и то, что вы ревностно защищаете интересы клиента, весьма похвально.

Перри Мейсон медленно повернулся к верзиле Фоули и смерил его с головы до ног отнюдь не сердечным взглядом.

— Не стоит об этом, — сказал он, — лучше объяснитесь.

— Этот парень, Картрайт, — продолжал Фоули, — несомненно, помешанный. Он снял соседний дом. Готов спорить, что хозяева дома не понимают, что за съемщика приветили. У Картрайта всего одна прислуга, глухая экономка. Судя по всему, у него нет ни друзей, ни знакомых. Почти все свое время он проводит в четырех стенах.

— Ну и что? — перешел в наступление Перри Мейсон. — Разве он не вправе? Может, ему соседи не нравятся.

Доркас вскочил.

— Послушайте, Мейсон, — сказал он, — у вас нет никакого…

— Господа, прошу вас! — вмешался Фоули. — Позвольте объяснить. Дайте я все улажу. Прошу вас, мистер Доркас. Я понимаю позицию мистера Мейсона — он считает, что я использовал свои политические связи и нанес ущерб интересам его клиента.

— А что, разве нет? — спросил Мейсон.

— Нет, — ответил Фоули с любезной улыбкой, — я всего лишь изложил мистеру Доркасу факты. Ваш клиент, как я говорил, — человек весьма странный. Он, можно сказать, ведет жизнь отшельника и, однако же, постоянно шпионит за мной из окон своего дома — у него бинокль, он следит за каждым моим шагом.

Доркас подумал, снова уселся во вращающееся кресло, пожал плечами и зажег сигарету.

— Продолжайте, — сказал Мейсоп, — я слушаю.

— Повар-китаец первым делом обратил на это мое внимание. Он заметил, как отсвечивают окуляры бинокля. Пожалуйста, поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я всего лишь считаю, что ваш клиент душевнобольной и не отдает себе отчета в своих действиях. Но поймите и то, что у меня наберется достаточно свидетелей, чтобы подтвердить все, что я собираюсь сказать.

— И что же вы собираетесь мне сказать?

— Я собираюсь, — с достоинством ответил Фоули, — подать жалобу на постоянное подглядывание. Из-за этого у меня осложнения с прислугой, это действует на нервы мне и моим гостям. Он все время за мной шпионит, что-то высматривает в свой бинокль. Он никогда не зажигает света на втором этаже, бродит там ночами в потемках по комнатам с биноклем наготове и вынюхивает и выслеживает, что бы я ни делал. Он опасный сосед.

— Разве смотреть в бинокль, — спросил Мейсон, — это преступление?

— Да не о том речь, — возразил Доркас, — и вы, Мейсон, это прекрасно знаете. Ваш клиент — сумасшедший.

— Почему вы считаете его сумасшедшим? — задал вопрос Мейсон.

— Потому что он жаловался на собаку, которая воет, а собака не выла.

— Вы ведь держите собаку, не так ли? — обратился Мейсон к Фоули.

— Разумеется, — все еще примирительно ответил тот.

— И хотите сказать, что она не воет?

— Никогда.

— И не выла пару ночей тому назад?

— Нет.

— Я беседовал об этом с доктором Купером, — вмешался Доркас. — Он говорит, что бред преследования у вашего клиента, помноженный на галлюцинацию собачьего воя и страх, что кто-то должен умереть по соседству, может в любую минуту без упреждающих симптомов обратиться в манию убийства.

— Прекрасно, — заявил Мейсон, — вы уже все для себя решили. Я тоже. Значит, вы намерены его арестовать?

— Я намерен подвергнуть его экспертизе на предмет вменяемости, — произнес Доркас с чувством собственного достоинства.

— Давайте валяйте, — сказал Мейсон. — Только сегодня я слово в слово повторю вам то, что вы мне говорили вчера. Если вы хотите подвергнуть человека принудительной экспертизе, кто-то должен вчинить ему иск. Весь вопрос — кто именно? Уж не вы ли?