Собака, которая спустилась с холма. Незабываемая история Лу, лучшего друга и героя - [2]

1 Ротвейлеры, сбитый олень и собачья банда

Черная жесткая шерсть и клубы подшерстка валялись повсюду по квартире, они, как призраки, то и дело попадали в поле зрения. Черная шерсть ничем не пахла, а вот подшерсток еще хранил запах, и временами я принюхивался, и тогда мне казалось, мы с ним снова оказались в горах и слушаем, как перекликаются совы и койоты или мыши скребутся у входа в палатку После смерти он продолжал говорить со мной так, чтобы я его понимал. Его запах, исходящий от ковра, взывал не к сознанию, а напрямую к сердцу, пробуждая воспоминания.

Самое страшное, что может произойти с хозяином собаки, случается именно потому, что мы любим их, как своих детей. Народная мудрость гласит, что нет ничего хуже для родителей, чем похоронить дочь или сына, но именно это приходится делать владельцам собак, и не однократно, а раз за разом, всю жизнь. Для домашних питомцев мы остаемся неизменными с момента их рождения и до могилы, но сами они занимают в нашем существовании лишь краткий отрезок. Они сгорают, как свечи, и хотя мы знаем, что одна собака никогда не заменит другую, мы делаем попытки вновь и вновь, в надежде вернуть одного из тех великолепных псов, которые были у нас в прошлом. Нет, конечно же они нам не дети. Но такие собаки, как Лу, стоят где-то рядом. Неимоверно близко.

Калифорнийская трасса номер 101 уходит к северу, в направлении городка под названием Уиллитс, в округе Мендосино. Это край виноградников и быстрых прохладных рек, тут была похоронена знаменитая скаковая лошадь по кличке Фаворит, и здесь же мне довелось отыскать Лу, лучшего пса, какого я знал.

В 1986 году я получил диплом преподавателя, после чего загрузил все свое барахло в потрепанную «хонду» и двинулся в Лос-Анджелес, в надежде, что жизнь там окажется яркой и интересной. Я с детства любил животных. Еще когда мы ютились в крохотной квартирке с братом и родителями, я умолял купить мне собаку, но получил всего лишь голубого волнистого попугайчика по кличке Щелчок, вечно недовольного всем на свете и обладавшего поразительным талантом выбираться из клетки, а потом пикировать нам на голову и возмущенно вопить.

В Лос-Анджелесе я запоем поглощал книжки о разведении и воспитании собак, а также журналы о животных и даже стал считать себя авторитетом в этой области. Я был уверен, что готов обзавестись собакой по своему выбору. Но судьба решила по-своему, и это изменило не только мою жизнь, но и жизнь многих других людей.

Мы с моей подружкой Нэнси в декабре взяли пару дней отпуска, загрузили вещи в машину и поехали в Северную Калифорнию по трассе 101. На побережье стояла отличная погода, мы ехали не торопясь, то и дело сворачивая в сторону океана, чтобы полюбоваться пейзажами.

К северу от городка Юкайя, в округе Мендосино, дорога начала петлять среди холмов. На середине очередного поворота мы заметили каких-то мохнатых зверьков, мчавшихся вверх по поросшему травой склону.

— Там щенята! — воскликнула Нэнси. Мы свернули на широкую обочину и вышли из машины.

На вершине холма под деревьями виднелось с полдюжины собак, некрупных, темношерстных, по виду пастушьих (овчарок). Они тяжело дышали на солнцепеке, и даже снизу было видно, какие у них белоснежные зубы.

— Им месяцев пять, полгода от силы, — заметил я и только сейчас углядел в траве пса, который был гораздо крупнее. Это был огромный ротвейлер. Черная с подпалинами шерсть была измазана грязью, в зубах он сжимал голову мертвого оленя, суля по всему, сбитого машиной.

— Не подходи к нему, — предупредил я Нэнси. Череп оленя хрустнул в мощных челюстях.

— И не подумаю, — ответила Нэнси. Ее заинтересовали щенки, куда более поджарые и темные, с примесью овчарки.

Ротвейлер задумчиво грыз добычу и поглядывал на нас.

Щенки тем временем, последовав за матерью, устремились прочь и уже почти скрылись за деревьями. Я негромко присвистнул, просто чтобы посмотреть, что будет. Собаки бросились врассыпную – все, кроме одной. Оставшийся на холме щенок застыл, глядя вниз, на дорогу, а затем внезапно сломя голову устремился к нам, как если бы он нас узнал.

Он был больше похож на ротвейлера, чем его братья и сестры, — такой же черно-подпалый, как отец, только поменьше. Словно герой диснеевского мультфильма, шустрый щенок затормозил прямо перед нами, почти по стойке смирно, и уставился на меня в упор. Это был Лу.

Все те, кому посчастливилось хоть раз в жизни увидеть Лу воочию, в один голос отмечали, насколько у него проникновенный и добрый взгляд. Но сейчас передо мной сидел пес, явно не отличавшийся доброжелательностью. В возрасте полугода он уже мог похвастать незаживающей рваной раной на горле и клещами по всему телу и на морде. Раздувшиеся насекомые висели на нем, как рождественские украшения, даже в уголках глаз и пасти, а также в носу и в ушах.

— Он болен, — сказал я, — и посмотри на шею.

— Лучше в глаза ему взгляни, — возразила Нэнси с улыбкой. — Он просто чудо.

Лу посмотрел на меня и вопросительно рыкнул.

— Рана воспаленная, и мы вообще о нем ничего не знаем.

— Да ты глянь на него, — повторила она. — Какие глаза.

Я ощутил горячее дыхание Лу на ладони. По дороге со свистом проносились машины, в стороне отец Лу с хрустом грыз оленью голову.