Собака и Волк - [6]

Она вдруг ощутила душевную боль, что внезапно поразила отца. Боль эта перелилась в нее, словно поток. Пальцы, сжимавшие ее руку, ослабели. Еще один мощный толчок, и ее оторвало. Она отчаянно закричала. В открытый рот хлынула вода, и она чуть не захлебнулась. Отец подался вперед, стараясь схватить ее, но поток уже унес ее в сторону.

Страх исчез. Вернулось полное самообладание. Помощи ждать больше не от кого. Рассчитывать можно только на себя.

Необходимо беречь силы, задерживать дыхание под водой, а на вершине волны делать глубокий вдох и приглядываться, за что уцепиться, а затем медленно и осторожно добраться до опоры. В противном случае она утонет.

Море трепало ее, как беспощадный насильник. Крутило на глубинах, окрашенных в желтый, зеленый, серый и темно-синий цвета. Возносясь вместе с пеной, она невольно заглатывала ее горечь и видела, как вокруг рушатся стены. Жестокая стихия снова и снова бросала ее на обломки и отшвыривала в сторону, прежде чем она успевала схватиться за что-нибудь. Волны ревели и взрывались. Ветер выл, как голодный хищник. Мимо проплыла коряга, обломок башни, и исчезла из вида.

Девушка поняла, что потоп унес ее с материка, а подводное течение тащило в глубинные воды. Белый, словно раскалившийся от бешенства, прибой бился о городскую дамбу, сбрасывая с нее камень за камнем. С каждым мгновением в море образовывались новые рифы, но прибой не успокаивался и продолжал молотить по стене, а камни сыпались после каждого удара. В этой дикой темноте слева и справа проступали неясные очертания мыса. А рядом бушевал океан.

Проглянули предрассветные лучи, и на фоне облаков среди волн закачался фрагмент корабля с торчавшими шпангоутами. Она оценила расстояние, отделявшее ее от корабля, и решила доплыть до него. Быть может, для этого понадобится истратить последние силы. Подобно тюленю она вверила себя волнам, используя их как средство для достижения цели. Кончиками пальцев дотянулась до обломков, как вдруг упавший сверху камень нарушил ее планы.

Рядом были лишь острые рифы. Вода бешено крутилась вокруг них, вскидывалась фонтанами. Стоит приблизиться, и она превратится в истерзанный труп. Чудовищная волна сомкнулась над головой.

Тело утратило человеческое тепло. Время шло и шло, а она, оглушенная, пребывала в темноте. Приоткрылись губы, вдыхая море. Кратковременная боль тут же ушла. Белая бесконечная воронка закрутила ее. Послышался заунывный плач.

Там, в глубине воронки, она вступила в беспредельность. Началась трансформация.

II

Грациллоний со страхом приблизился к Нимфеуму.

Снаружи царило полное спокойствие. Ручей, питавший священный канал, ласково журча, скатывался вниз маленькими водопадами. Солнечные лучи отскакивали от него, как веселые зайчики. Весна только начиналась, и голые деревья тянули ветви к ярко-голубому небу. Ивы, однако, успели расчехлить свои почки, явившие миру робкую зелень, особенно нежную по сравнению с ярко-зелеными лугами, раскинувшимися внизу. Дубы и каштаны еще раздумывали, стоит ли начинать сезон. Белки так и мелькали в их ветвях. Самые смелые птицы пробовали голос. Прохладный ветерок доносил влажные ароматы.

Разрушений, видимых глазу, было совсем немного: сломанные ветви, дерево, наполовину вырванное из земли. Больше всего пострадали от шторма равнины, здесь же горы защитили землю, и она, по сути, не пострадала.

По пруду горделиво плыли лебеди, на лужайке распускали хвосты павлины. Под огромными старыми липами, над ручьем, все так же стояла скульптура, олицетворяющая богиню Белисаму. Цветочные клумбы, посыпанные гравием дорожки, бордюрный кустарник уводили его взгляд, как и прежде, к белому зданию с колоннами. Приветливо блестели под солнцем оконные стекла.

Конское копыто эти земли не осквернило. Для лошадей предусмотрели обходной путь. Конюшня и гауптвахта располагались в лесу. Грациллоний спешился и привязал Фавония. Жеребец всхрапнул и смиренно опустил голову. Несмотря на то что минувшей ночью им удалось поспать, и человек, и животное чувствовали себя измотанными. «Восстановление произойдет не скоро, да и то, — подумал Грациллоний, — восстановление это будет физическое, а не душевное». Однако во что бы то ни стало он должен идти вперед, пока не упадет.

К нему присоединился Корентин. Жилистый седой человек отказался ехать верхом и без устали, подобно морским приливам, шел позади. Опершись на посох, огляделся. Вздохнув, пробормотал:

— Здесь собрано все самое прекрасное, что было в Исе.

Грациллоний внутренне не согласился: он видел и не такие красоты, но потом вспомнил, что спутник его все эти годы никуда не выезжал. К тому же после разрушений, вызванных потопом, красота здешних мест, должно быть, вдвойне его поразила. Корентин не блистал красноречием: до того как стать священником, он был простым моряком. Грациллоний слегка удививился тому, что Корентин выразил свое восхищение на местном наречии.

Разговора не поддержал, сказал лишь по-латыни:

— Пойдем.

Пошел впереди. К ногам словно гири привязали. В глаза и волосы забился песок, болели кости, чему он даже был рад: все это как бы притупляло горе.