Собака и Волк - [154]

— И о Риме, — спокойно добавил Бакка.

Глабрион, моргая, посмотрел на него:

— Разумеется, но…

— Если вы искренно этого хотите, тогда вы должны признать Константина.

У Глабриона заходил кадык.

— Будет ли это… благоразумно?

Мурена заходил по комнате:

— Думаю, ничего иного не остается, иначе придется уже завтра утром ехать в Испанию. Я все это время следил за событиями в Британии. С этой стороны Пиренеев остановить его некому. Стилихон очистил Галлию от регулярных войск и от волонтеров и бросил ее готам на съедение. Те, что вернулись, — а сведения у меня верные — чувствуют себя обманутыми. Они думают, что варвары вторглись на их родину, воспользовавшись их отсутствием. Скорее всего, они правы. Они понесли большие потери, и галльская армия с тех пор так в себя и не пришла. Италия лежит в руинах, а Стилихон препирается с Востоком. Думаю, очень скоро люди Константина окажутся здесь, в Туроне, а солдаты западной Галлии перейдут на его сторону.

Бакка пошел в атаку:

— Поэтому мы должны его сразу же признать, и постараться войти в доверие к будущему императору.

— Может, это излишний риск? — негодование Глабриона пошло на убыль. Он затеребил свою мантию. — Константин может потерпеть поражение. В этом случае мы должны будем заявить, что другого выхода у нас не было.

— И станем политическими евнухами, — скорбно откликнулся Бакка. А потом, воодушевившись, продолжил: — Если будем действовать сразу — он ведь похож на сильного человека, миссия которого — спасение Рима, — то сам Господь улыбнется нам.

— Что-то вы слишком уж на него надеетесь, — насмешливо сказал Мурена.

— Я говорю искренно.

— М-м…

— Следует принять во внимание Арморику.

— Что вы хотите сказать?

— Нарушение субординации, открытое неповиновение. Небеса посылают нам прекрасную возможность.

Глабрион выпрямился.

— Какую? — пропищал он.

Бакка сделал паузу, стараясь в полной мере завладеть вниманием присутствующих.

— Не имея побудительного мотива, Константин не будет заходить в Арморику. Ведь это малонаселенный полуостров. И если он не ожидает от них удара по своим тылам, то он их и проигнорирует. Так в свое время и Максим поступил, потому что Грациллоний гарантировал ему безопасность.

Мурена сердито на него взглянул:

— Вы что же, думаете, что Грациллоний призовет армориканцев защищать Гонория?

— Вряд ли, — ответил Бакка. — Не думаю, что он смог бы его защитить, да и вряд ли он этого хочет. — Он поднял указательный палец. — А думаю я, что мы, как первые друзья Константина, покажем ему преимущество взять под контроль Арморику. Тут вам и доход, и людские ресурсы. И то, и другое ему ой как нужно! А в дальнейшем — и это нам особенно нужно — он уничтожит эту вооруженную деревенщину, эту раковую опухоль в нашем государстве, прежде чем она разрастется дальше. Одно это покажет европейским магнатам, кто он такой. Они посмотрят на него как на своего освободителя. С самого начала он продемонстрирует готовность взять власть в свои руки, а за этим последуют и покорность, и поддержка.

— А войск ему хватит? — засомневался Мурена.

— На это много не потребуется. Это же не варвары, а римские солдаты. Имперские римские офицеры, выполняющие свои функции. Им понадобится лишь занять Конфлюэнт. Тогда для Грациллония все кончится, и Арморика будет нашей.

Перед Глабрионом предстала восхитительная картина.

— Разбить Грациллония, — распевал он, — уничтожить Грациллония.

Глава двадцать вторая

I

Грациллонию показалось, что бурю он видел издали. Синюшные гигантские тучи обрушивали громы и молнии, целясь в гребень горы, на которой он стоял. И удивился, когда все прошло спокойно и молния не поразила его в сердце.

С неба полился свет, по нему теперь плавали легкие, словно руно, облака. По созревающим пшеничным полям и напоенным влагой лесам гуляло лето. Тишину нарушало лишь жужжание пчел, хлопочущих в клевере, да гадание кукушки. Воздух был нежен, словно благословение, или женская рука.

Грациллоний занимался жеребцами и кобылами, когда к нему примчался мальчик с известием от Саломона. Оседлав Фавония, он на бешеной скорости поскакал в Конфлюэнт. Вдоль левого берега Одиты, по дороге, что вела от Дариоритума Венеторума, двигались незнакомцы. На какое-то мгновение потемнело в глазах. Такое состояние в последний раз испытывал он при потопе.

Мальчик предупредил его, что к ним шли римляне. Слухи о войсках, движущихся с востока, до него доходили и раньше. Кто же знал, что они уже рядом? Как давно не видела Арморика чего-либо подобного.

Впереди ехали двое мужчин. Один из них был в гражданской одежде. Голову другого венчал шлем с красным гребнем центуриона. За всадниками следовали тридцать два пеших воина. Солнечные лучи отражались от кольчуг, щитов и наконечников копий. Три человека в арьергарде вели навьюченных лошадей. Перед всадниками шагал человек в накинутой поверх воинского облачения медвежьей шкуре. В руке он сжимал древко штандарта с римским орлом.

Легионеры… словно в прежние времена, времена Цезаря и Адриана, в молодые годы Грациллония, тогда Британия все еще растила их… не уланы и не варвары, не деревенские рекруты, но настоящие римские легионеры. О Боже, как знакома была ему эта эмблема!