Собака Баскервилей. Острие булавки - [56]

Громадными прыжками огромное существо понеслось по дороге вслед за сэром Генри. Мы были настолько поражены появлением этого призрака, что позволили ему пробежать мимо нас, и лишь после этого пришли в себя. Холмс и я выстрелили одновременно. Собака издала отвратительный визг, значит, по меньшей мере одна из пуль попала в цель. Но боль не остановила чудовище: собака продолжала мчаться по дороге. В отдалении мы увидели сэра Генри, он стоял, повернувшись вполоборота, в ужасе подняв руки, и лицо его в лунном свете казалось белым как мел. Парализованный страхом, он застыл на месте, глядя, как к нему несется отвратительная тварь.

Однако звук, который издала от боли собака, прогнал все наши страхи. Если ее можно ранить, значит, она смертна, а раз она смертна, значит, в наших силах было убить ее. Никогда еще я не видел, чтобы человек бегал так, как бежал в ту ночь Холмс. Я считаюсь хорошим бегуном, но он обогнал меня настолько же, насколько я обогнал Лестрейда. Мы мчались по дороге, слыша крики сэра Генри и утробное рычание собаки. Когда мы подбежали, тварь уже набросилась на свою жертву, повалила ее на землю и собиралась впиться сэру Генри в горло. Но в следующую секунду Холмс выпустил в бок адского создания пять оставшихся в револьвере пуль. Страшно взвыв от боли, собака отлетела в сторону, продолжая бешено дергать лапами, с храпом перевернулась на бок и замерла. Я подбежал к ней и приставил ствол пистолета к ужасной светящейся голове, но спускать курок было бессмысленно: собака была уже мертва.

Сэр Генри лежал без сознания. Мы разорвали его воротник, и Холмс облегченно вздохнул, не увидев нигде ран. Помощь подоспела вовремя. Тут веки нашего друга задрожали, он попытался открыть глаза и пошевелиться. Когда Лестрейд влил в приоткрытый рот баронета несколько глотков бренди из фляги, тот наконец раскрыл глаза и ошалело посмотрел на нас.

– Боже мой! – с трудом проговорил он. – Что это было? Во имя всего святого, скажите, что это было?

– Что бы это ни было, с ним покончено, – сказал Холмс. – С призраком, преследовавшим ваш род, покончено раз и навсегда.

По размеру и силе животное, лежащее бездыханно в паре шагов от нас, было поистине ужасающим. Это был не бладхаунд и не мастиф, скорее их помесь – поджарая свирепая собака величиной с небольшую львицу. Даже сейчас, когда она лежала неподвижно, ее огромные челюсти светились голубоватым светом, а вокруг маленьких, глубоко посаженных жестоких глаз горели красные огни. Я прикоснулся к мерцающей морде, и, когда поднял руку, мои собственные пальцы засветились тусклым призрачным светом.

– Фосфор! – воскликнул я.

– Скорее какое-то необычное соединение с ним, – сказал Холмс, принюхиваясь к мертвому животному. – Вещество не издает запаха, должно быть, специально, чтобы не перебить у собаки нюх. Прошу прощения, сэр Генри, за то, что мы подвергли вас такому страшному испытанию. Я не ожидал, что собака окажется столь жуткой, к тому же туман помешал нам пристрелить ее сразу.

– Вы спасли мне жизнь.

– Но сначала подвергли ее опасности. У вас хватит сил подняться?

– Дайте мне еще бренди, и я буду в норме. Итак? Если вы поможете мне подняться, я готов выслушать дальнейшие указания.

– Вы пока останетесь здесь. На сегодня с вас хватит приключений. Если подождете, кто-нибудь из нас проводит вас до Холла.

Сэр Генри попытался встать на ноги. Он все еще был очень бледен, его трясло. Мы подвели баронета к камню, на который он сел и трясущимися руками закрыл лицо.

– Теперь мы должны вас покинуть, – обратился к нему Холмс. – Нужно довести дело до конца. Преступление можно считать раскрытым, осталось схватить преступника.

– Тысяча против одного, что мы не найдем его в доме, – продолжил он, когда мы быстро зашагали по дороге обратно. – Наверняка Стэплтон услышал выстрелы и понял, что игра проиграна.

– Мы же были в нескольких милях от дома. Может быть, туман поглотил звук?

– Нет, он шел следом за собакой, чтобы отозвать ее от тела, когда все будет закончено… В этом можно не сомневаться. Нет, нет, он уже наверняка сбежал. Но дом на всякий случай стоит осмотреть.

Дверь оказалась не заперта, так что мы ворвались в дом и, не обращая внимания на испуганного внезапным вторжением старого слугу, стали поспешно осматривать комнату за комнатой. Свет горел только в гостиной, но Холмс взял со стола лампу, так что ни один темный угол в доме не остался не осмотренным. Человека, которого мы искали, нигде не было, однако на верхнем этаже дверь одной из спален оказалась заперта.

– Внутри кто-то есть! – воскликнул Лестрейд. – Я слышу движение. Откройте дверь!

В ответ послышались какие-то невнятные стоны и шорох. Не сходя с места, Холмс мощно ударил ногой над замком, и дверь распахнулась. Держа наготове пистолеты, мы ворвались в комнату.

Но впавшего в отчаяние, озверевшего злодея, которого мы ожидали увидеть, в ней не оказалось. Напротив, мы увидели нечто настолько странное и неожиданное, что на секунду замерли, не в силах оторвать взгляд от поразительной картины.

Комната была превращена в небольшой музей. Стены были сплошь увешаны плоскими коробками, в которых под стеклом хранились бабочки и мотыльки. По-видимому, именно здесь отводил душу этот сложный и опасный человек. В самой середине комнаты находился столб, который когда-то поставили здесь в качестве подпорки для старой, изъеденной червями деревянной балки, проходящей под крышей. К этому столбу был привязан человек, причем тело его так плотно обмотали простынями, что невозможно было сразу определить, мужчина это или женщина. Шея была привязана к столбу полотенцем, еще одно полотенце закрывало нижнюю часть лица, и над ним сверкали широко раскрытые темные глаза… глаза, в которых читались скорбь, стыд и немой вопрос. В считанные секунды мы сорвали полотенца, развязали узлы на простынях, и к нашим ногам рухнула миссис Стэплтон. Ее прекрасная голова упала на грудь, и я увидел у нее на шее отчетливый красный след от удара кнутом.