Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах - [49]

– Вы сохранили этот обрывок?

– Нет, сэр, как только мы прикоснулись к нему, он рассыпался.

– Сэр Чарльз получал другие письма, написанные тем же почерком?

– Видите ли, сэр, я особо не следил за его перепиской. Я бы и на это письмо не обратил внимания, если бы в тот день сэру Чарльзу пришли еще какие-нибудь письма.

– И кто такая Л. Л., вы не знаете?

– Нет, сэр. Об этом мне известно не больше вашего. Но я полагаю, что если бы мы выяснили, кто эта леди, мы бы больше узнали и о смерти сэра Чарльза.

– Не знаю, Бэрримор, как вы могли утаить такую важную информацию.

– Понимаете, сэр, сразу после этого у нас самих начались неприятности. И опять же, мы с женой очень любили сэра Чарльза, ведь он столько для нас сделал. Расскажи мы об этом, нашему несчастному хозяину это никак бы не помогло, к тому же когда в деле замешана леди, нужно быть особенно осторожным. Даже лучшие из нас…

– Вы посчитали, что это может навредить репутации сэра Чарльза?

– Как вам сказать, сэр. Я подумал, что лучше от этого не станет. Но когда вы проявили к нам такую доброту, я почувствовал, что с моей стороны нечестно будет не рассказать вам всего, что мне известно об этом деле.

– Что ж, прекрасно, Бэрримор. Вы можете идти.

Когда дворецкий ушел, сэр Генри повернулся ко мне.

– Ну, Ватсон, что вы думаете об этих новых обстоятельствах?

– По-моему, легче не стало.

– И мне так кажется. Но если бы нам удалось разыскать эту Л. Л., все стало бы ясно. Как по-вашему, что же нам теперь делать?

– Нужно как можно скорее написать обо всем Холмсу. Ведь это зацепка, которую он давно ищет. Я почти уверен, что теперь Холмс сам приедет сюда.

Я направился прямиком в свою комнату и тут же по памяти записал утренний разговор для очередного отчета Холмсу. Для меня было очевидно, что в последнее время мой друг был очень занят, потому что те редкие письма, которые я получал с Бейкер-стрит, были краткими, мои отчеты в них не комментировались, и вообще они почти не касались цели моей поездки сюда. Нет никакого сомнения, что дело о шантаже, которое Холмс сейчас расследует, отнимает у него все время и силы. Хотя я уверен, что последняя новость наверняка пробудит в нем интерес и он уделит внимание и делу о собаке Баскервилей. Жаль, что он сейчас далеко.

17 октября. Сегодня весь день идет дождь, капли шуршат по плющу, с карнизов струйками стекает вода. Я подумал о каторжнике, который сейчас прячется на холодном болоте, где нет защиты ни от ветра, ни от дождя. Несчастный! Каковы бы ни были его прегрешения, он уже достаточно настрадался. Но потом я подумал о том втором… Лицо в кебе, силуэт на фоне луны. Неужели и этот неуловимый преследователь, этот человек тьмы тоже сейчас страдает от безумств погоды?

Вечером я надел непромокаемый плащ и пошел на болото. Я долго шел по раскисшей тропинке, погруженный в мрачные мысли, в лицо мне хлестал дождь, и ветер свистел в ушах. Не приведи Господь в такую погоду забрести кому-нибудь в большую трясину, ибо даже обычно плотная земля на холмах уже превратилась в вязкую кашу. Я дошел до черного утеса, на котором видел темный силуэт, взобрался по крутому склону и окинул взором безрадостный пейзаж. Тяжелые капли барабанили по красновато-коричневой слякоти, низко над землей плыли густые мрачные тучи. Они цеплялись за верхушки уродливых холмов и оставляли на них серые клубящиеся шапки. В далекой ложбине слева от меня над деревьями вздымались две тонкие башни Баскервиль-холла. Это было единственное, что указывало на присутствие человека в этих местах, если не считать доисторических развалин, усеивавших склоны холмов. Никаких следов незнакомца, замеченного мной на этом месте две ночи назад, я не увидел.

По дороге обратно я встретился с доктором Мортимером, который ехал на своих дрожках со стороны фермы Фоулмайр. Мортимер был очень внимателен к нам, и не проходило и дня, чтобы он не навещал нас в Баскервиль-холле. Я не смог отказаться от его предложения подвести меня домой, забрался в дрожки, и мы покатили по размытой дороге. Заметив, что доктор сильно взволнован, я поинтересовался, в чем дело, и он рассказал, что у него пропала собака. Спаниель убежал на болото и не вернулся. Я, конечно, как мог пытался утешить Мортимера, но мне вспомнился пони в Гримпенской трясине… Не думаю, что доктор когда-нибудь снова увидит своего маленького любимца.

– Кстати, Мортимер, – сказал я, трясясь вместе с ним по ухабистой дороге, – вы, наверное, знаете почти всех, кто живет в округе?

– Да, пожалуй.

– Вы не могли бы сказать, известна ли вам женщина, чьи имя и фамилия начинались бы с букв Л. Л.

Он задумался на несколько минут.

– Нет, – сказал доктор, – ни среди фермеров, ни среди местных дворян, пожалуй, нет никого с такими инициалами. Разве что это кто-нибудь из цыган или работников на фермах, чьих имен я не знаю. Хотя постойте… – добавил он, помолчав. – Лора Лайонс… у нее инициалы Л. Л., но она живет в Кум-трейси.

– А кто это?

– Дочь Френкленда.

– Что? Того самого старого чудака Френкленда?

– Совершенно верно. Она вышла замуж за художника по фамилии Лайонс, который приезжал сюда на этюды, но он оказался негодяем и бросил ее. Однако, если судить по тому, что я слышал, в этом нельзя винить его одного. Папаша Лоры отрекся от нее, потому что она вышла замуж без его согласия, хотя, наверное, были и другие причины. В общем, этой женщине довелось хлебнуть горя.