Собачьи дни - [2]

— Рейчел, — сказала я, указав на груду отчаяния, — у него шерсть такого же цвета, как твои волосы. Посмотри…

Это было все равно что сравнивать тициановских красавиц с брейгелевскими морковно-рыжими крестьянками, но ход оказался сильным. Рейчел взглянула на потомка спаниелей более благосклонно.

— И как волосы папы, — поспешно добавила я.

Шевелюра Рейчел является одним из ее достоинств. Огненно-рыжие, длинные и густые волосы — лучшее, что унаследовала дочка от отца, и это немного примиряло меня с другим ее папашиным качеством, с которым я ничего не могу поделать, — озабоченностью материальной стороной жизни. Скаредность Гордона, обусловленная его северными корнями и вошедшей в пословицу бережливостью шотландцев, сидела глубоко и проявлялась искренне. То, что он называл экономией, я считала скупостью, и Рейчел, похоже, унаследовала тот же чудовищный изъян. С самого раннего возраста дочка не тратила карманные деньги, но пересчитывала и со счастливой удовлетворенной улыбкой складывала монетки в копилку-Думбо. Гордон поступал примерно так же, хотя у него не было Думбо и финансовая сдержанность мужа имела другой масштаб. Щедрому человеку многое можно простить. Прав был Диккенс со своими Сквирсом и Куилпом, утверждая, что скупость — источник всех пороков. Гордон не был ни подлым, ни порочным, но с годами прижимистость делала его все менее привлекательным. В Рейчел бережливость попала при зачатии, и придется с этим что-то решать, когда я покончу с неотложными семейными проблемами.

Дочь все еще болтала глупости в защиту джек-рассела с яркими бегающими глазами, который, почуяв победу, нетерпеливо заметался, повиливая нижней частью туловища, что лично я нахожу жутко неприличным.

— Он вырастет очень большим, — в отчаянии сказала я. — Его содержать станет накладно. Помни, у нас не будет много денег, когда мы переедем. Но если хочешь именно его, можешь потом добавлять из своих карманных…

Это сработало. Аморальность детей поразительна — это мы сентиментальны, а не они. Джек-рассел был немедленно забыт.

— А этот обойдется дешевле? — спросила дочь, указывая на безучастного Брайана.

— О да, — ответила я, с любовью глядя на пса, который вытаращил глаза от страха, что его насильно вытащат из беспрепятственного сползания к мирной кончине, — этот гораздо лучше.

— Почему? — спросила Рейчел.

Я всегда поощряла любознательность ребенка, столь полезную для умственного развития, незаменимую для понимания школьного материала и безумно раздражающую, когда приходится отвечать на бесконечные вопросы.

— Потому что… — начала я, и антитеза с Гордоном незамедлительно подсунула убедительный аргумент, — потому что ему знакомо чувство благодарности.

Это ее удовлетворило, и Брайан стал нашим.

Чувство вины немного отпустило. Если бы я могла достичь того же эффекта за шесть мороженых в день или выходные у бассейна в Коста-дель-Соль, так и поступила бы, и ничто — ни испорченные сладким зубы, ни шляпы фасона «поцелуй меня, мучача» — не стало бы слишком высокой ценой за избавление от угрызений совести. Но пришлось выбрать Брайана, который в отличие от прочих искупительных паллиативов стал подарком только для Рейчел: для меня собака означала сущее наказание и песью анафему. С другой стороны, на пути к освобождению от семейного союза с Гордоном мне предстояло неоднократно встретиться с аналогичными созданиями, причем большинство из них окажутся двуногими.

Глава 2

Курьезный феномен: принято считать, что мужчинам принадлежит роль лидеров, а женщины ведомы, но адвокаты, консультанты по вопросам брака и все их племя подтвердят, что в большинстве случаев именно женщины до последнего сохраняют семью и именно женщины в конце концов предпринимают необходимые с точки зрения закона действия для расторжения брака.

Мужчина довольствуется ролью зрителя, когда жена, падая в объятия вечера и нарядившись почти исключительно в запах дорогого французского парфюма, объясняет, что идет на урок гончарного ремесла, и просит ложиться спать, не дожидаясь ее. Мужчина может обнаружить себя в отдельной спальне, узнать, что глажку его белья давно не считают частью домашних хлопот, а при выборе телепрограммы на вечер его вкусы и подавно не принимают в расчет. Осознав, что жена не разговаривает с ним уже пять лет, мужчина ничего не станет предпринимать, разве что про себя, в приватном ментальном пространстве уныло помечтает о восстановлении прежнего статус-кво, надеясь, однако, что это произойдет как-нибудь само собой, — оптимизм, сложившийся в результате многовекового мужского господства. Но женщина, обнаружив в «бардачке» мужнина автомобиля кружевные трусики, которые, насколько помнится, ей не принадлежат, женщина, которая двадцать лет пытается объяснить, что полуминутная прелюдия не эквивалент оргазма, женщина, которая вдруг понимает, что, кроме «передай-ка мармелад», они с супругом уже десяток лет ни о чем не разговаривали, начинает действовать.

Именно этим я в конце концов и занялась, преодолев, как я уже сказала, самый сильный страх, превращающий в трусов любых разводящихся родителей, — страх перед тем, как отреагирует ребенок.