Собачье сердце - [13]

Часто приходилось выезжать в другие города, туда, где совершенное преступление ставило местных полицейских в тупик и надежда оставалась только на уникальные способности ищейки. Толпы зевак, желающих поглазеть на четвероногую знаменитость, собирались на вокзалах за несколько часов до прибытия поезда. По известности Треф не уступал в ту пору оперной звезде – Федору Шаляпину.

Нечто мистическое было в его гениальной способности носом чуять всю подноготную преступлений, распутывать следы… Нередко воришки, опасаясь, что собака выйдет на них, старались заранее избавиться от краденого, дабы обезопасить себя, и даже являлись с повинной: «Все равно псина найдет, а так, может, и скидка будет!» Однажды при одном только виде грозного добермана подмастерье-подросток неожиданно признался: «Я украл у хозяина деньги и за печку спрятал!»

Сколько раз исчезнувшие ранее ценности и деньги неожиданно возвращались владельцам, лишь становилось известно, что в городе Треф! Даже кличка его стала нарицательной: муж-гуляка, у которого бдительная супруга находила «схрон» с деньгами, кричал: «Да ты у меня настоящий Треф! Тебя бы на поводок да в сыскную службу! Талант зарываешь!»

Были и те, кто мечтал о смерти бескомпромиссного пса. Но Трефа приучили брать пищу только из рук Дмитриева. Без него пёс обречен был умереть от голода…

Между тем тучи сгущались над Российской империей. Политические убийства, взрывы в театрах, ресторанах, на бирже, гибель мирного населения – нестабильна обстановка в стране перед Первой мировой.

В 1911 году агенты охранного отделения накрыли большую группу боевиков, занятых подготовкой террористических акций. Среди них оказался Филиппов – бывший участник мятежа на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», лично казнивший трех офицеров. Ему, заочно приговоренному к повешению, после восстания удалось сбежать и с группой «товарищей» продолжить свою преступную деятельность.

Филиппов предложил начальнику Московского охранного отделения полковнику жандармерии П. П. Заварзину помощь в розыске базы террористов. В доказательство своей готовности помочь следствию Филиппов признался, что незадолго до ареста вместе с сообщниками совершил налет на усадьбу одинокой вдовы-помещицы, в ходе которого были убиты три человека, собственными руками Филиппов задушил вдову: «Так я её прижал, шо у ей ажно кости захрумтели на шее». Как вспоминал Заварзин в мемуарах, в этот момент он выразительно пошевелил огромными пальцами так, что полковника едва не стошнило. Теперь двуногая тварь опасалась, что, узнав об аресте, подельники завладеют его долей награбленного.

Филиппов сдал полиции бандитский схрон в доме некого Маливы в Брянске, однако при обыске ничего подозрительного найдено не было. И тогда на помощь брянским жандармам вызвали Дмитриева с собакой. Изучив двор и дом, Треф не нашел ничего. Зато в огороде пёс обнаружил тайник – глубокую яму с бочонком, в котором была приготовлена взрывчатка на двести бомб!

По брянскому делу задержали тридцать пять человек. Большинство из них отправились на каторгу, причастных к убийствам повесили. Филиппова же, на счету которого было одиннадцать человеческих жизней, приговорили к бессрочной каторге. Он избежал казни благодаря сотрудничеству с полицией, но вышел на свободу спустя шесть лет по всеобщей амнистии, объявленной Временным правительством после февральской революции 1917 года.

На воле оказалось почти девяносто тысяч уголовных преступников – воров, налетчиков, громил, прозванных «птенцами Керенского». И когда в марте 1917 года был упразднен Департамент полиции, количество убийств и грабежей возросло в десятки раз.

В то же самое время в городах бывшие урки перед портретом Керенского торжественно обещали никогда не возвращаться к преступному прошлому. Каждому из них вручались 500 рублей – «подъемные» для начала «честной жизни», продовольственный паек и направление на работу в «красную милицию», заменившую собой царскую полицию. Так началось сращивание силовых структур с уголовным миром.

В октябре семнадцатого большая часть революционных отрядов состояла из уркаганов, впоследствии влившихся в ЧК и принявших как руководство к действию ленинский лозунг: «Грабь награбленное! Во имя революции все дозволено!» Работником ЧК стал и серийный убийца Филиппов. Но это было позже…

В начале июля семнадцатого года Дмитриева с собакой вызвали в Петроград на поиски обвиненного в шпионаже в пользу Германии Владимира Ульянова-Ленина.

Ещё в апреле «вождь пролетариата» вместе с другими политэмигрантами в опломбированном вагоне вернулся в Россию и поселился в знаменитом, брошенном на тот момент владелицей, особняке балерины Матильды Кшесинской – бывшей фаворитки Николая Второго. Но большую часть времени «вождь пролетариата» проводил в снятом под политический клуб «Искра» помещении ресторана «Вилла Родэ», закрытого в марте за нарушение сухого закона.

Как писал известный прозаик, фельетонист и постоянный посетитель ресторана Александр Амфитеатров, «…г. Родэ имеет право со справедливою гордостью заявить: «На первых порах, после «пломбированнаго вагона» кто только не швырял у меня немецких, генерального штаба, денег! И Гриша Зиновьев лыка не вязал! А Луначарский кренделя ногами выписывал! И Нахамкес, не заплатив, задним ходом удирал! И золотое сердце Феликса Дзержинскаго улыбками девочек утешалось! А однажды даже и самого Ленина… разумейте, языцы, и покоряйтеся: Ленина!!! – замертво вынесли! Понимаете теперь, каков я есмь большевик. Относительно последнего пункта я мог бы даже лично свидетельствовать в пользу г. Роде, так как вез сие бездыханное тело с Виллы Роде во дворец Кшесинской мой собственный бывший шофер, впоследствии не без гордости о том повествовавший».