Собачье дело: Повесть и рассказы - [16]
Патриций грозно обернулся, но Купоросов столкнул его с лестницы и сунул обратно в паланкин.
— В костюмерную, в костюмерную! — прикрикнул режиссер на рабов. Те безропотно покорились звукам властного голоса и виду замшевой куртки.
— Товарищи! Приготовились! Будем разыгрывать сцену дворцового переворота. Здесь есть царь?
Несколько богатых горожан почтительно приблизились к режиссеру.
— У нас есть император, — с дрожью в голосе произнес самый смелый из них.
— Давайте сюда вашего императора. Боже! Кто вас просил выводить на площадь массовку?! Перекрыть все выходы и убрать римский народ с площади! Пусть подождут!
Богатый патриций бросился выполнять указание.
В это время к Капитолию подкатил сам император и удивился отсутствию благодарного ему римского народа. Император грозно сдвинул брови и, положив ногу в золотом сандалии на голое услужливое плечо раба, громогласно изрек:
— Почему мой народ не приветствует меня? Всех перевешаю!
— И это император?! — возмутился Купоросов еще громче венценосного монарха. — Иди сюда, парень! Хочешь сыграть императора?
— Я Гай Юлий Цезарь, — сказал Гай Юлий Цезарь.
Купоросов громко засмеялся.
— Да ты что? Где ты видел такого Юлия Цезаря? Кто вообще дал ему роль? Кто? — Режиссер повысил голос и строго посмотрел по сторонам. Все молчали.
— Так вот. Быть тебе императором или не быть, зависит от меня. Понял?
— Не понял, — сказал император, который действительно ничего не понял.
— Ладно. Давайте работать. Посмотрим, что ты за император. Тишина в павильоне! Репетируем убийство Юлия Цезаря. Народ пока не впускать. Одеть и загримировать Брута и подобрать шесть-семь сенаторов потолще и посолидней.
Работа заспорилась. Несколько молодых, шустрых рабов в качестве ассистентов Купоросова бегали по площади, выполняя поручения всемогущего режиссера. А известная в Риме женщина стукала сандалием о сандалий перед носом римских граждан и громко выкрикивала таинственные, волнующие слова:
— Убийство Юлия Цезаря. Дубль второй!
И вот Юлий Цезарь медленно и торжественно поднимается по мраморным ступеням Капитолия. Купоросов доволен.
— А ничего. Может быть.
На двадцать восьмой ступеньке сидит патриций, загримированный под плебея. Император толкает его ногой.
— Пшел вон, неумытая рожа!
— Не так, Юлий! Не так, Цезарь! Ты же император. Кроме того, предчувствуешь свою гибель. Ты должен говорить трагическим гекзаметром или, на худой конец, пентаметром. Вот так. — Купоросов встал на место императора, ткнул загримированного патриция ногой в солнечное сплетение и произнес:
После пятой пробы Юлий Цезарь научился разговаривать так, как должны были разговаривать римские императоры. И тогда Купоросов приступил к постановке хрестоматийного эпизода римской истории: убийству императора.
— Убийцы! Убийцы на площадку!
Рабы-ассистенты вытолкнули из-за колонны смущенных Брута и сенаторов.
— Ну вот. Здрасьте! Чем вы собираетесь убивать? Где ваши кинжалы? Эй, ассистент Луций, принеси убийцам кинжалы!
Луций принес ножи для чистки репы.
— Сойдет. А теперь, побыстрее за дело, — обернулся Купоросов к сенаторам.
— Не могу, — сказал Брут. — Это мой друг.
— Искусство требует жертв, вы ведь знаете, уважаемый, — сказал Купоросов и легонько подтолкнул Брута к императору. Крылатое выражение показалось Бруту убедительным, и он, дрожа, занес нож над Гаем Юлием.
— Ну, приканчивай его! А вы чего стоите? Помогайте! — кричал режиссер сенаторам в творческом экстазе. — Мотор!!
Тело римского императора медленно сползло на мраморные ступени. Единственное, что он успел выговорить, было: «И ты, Брут…»
— Впускайте народ! — кричал режиссер. — Массовая сцена. Народ волнуется. Ассистенты, волнуйте народ! Кровь императора течет по ступеням!
— Кровь императора течет по ступеням. Дубль шестой, — произнесла известная в Риме женщина и стукнула сандалием о сандалий.
Народ взволновали.
В это время к Капитолию прибыл паланкин. Из него вышел патриций, которого режиссер посылал в костюмерную.
— Ну вот. Теперь совсем другое дело. Вы и будете Марком Антонием. Как вас зовут?
— Марк Антоний, — сказал Марк Антоний.
— И отлично. Произносите речь над телом убитого Брутом Цезаря.
Когда Марк Антоний закончил свою обвинительную речь, а Брут был с позором изгнан из Великого города, в истории были поставлены все точки на «i».
Купоросов вытер рукой пот со лба и вышел с площади на ту улицу, которая привела его сюда. На углу режиссера догнал Луций.
— Что делать с простым римским народом? Он волнуется.
— Дайте им талоны на обед, и пусть идут, — устало сказал Купоросов, выбрался на узкую улочку и затерялся в толпе.
Мешок для мусора
Да, господа, видел бы сейчас кто-то из бывших Мишиных коллег в Ч. в Советском Союзе, как он с большим черным пластиковым мешком гоняется за газетами по двору типографии. Газеты на ветру как будто нарочно убегают от него, — и подальше, — хитрят, хулиганят, изворачиваются, когда он нагибается, чтобы поймать какую-то из них и бросить, непокорную, в заветный черный мешок, тем самым навсегда ее лишив свободы. Ой, какой фельетон можно было бы из этого сварганить, как расставить фактики (впрочем, обстоятельства сами расставили их на уровне фельетонного остроумия местной советской газеты), в какое ничтожное положение поставить эмигранта-отщепенца и всю ту систему, в самом низу, на помойке которой занял свое место бывший советский журналист. Язвительные шутки напрашивались сами собой:
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!