Сны жизни - [14]
Она откинулась на спинку и закрыла лицо руками.
— Хорошо, Аня… Я сыграю вам теперь то, что поёт у меня в душе…
И скрипка заговорила опять… И что за чудные сказки говорила она! Здесь не было уже ни тоски, ни обманутых надежд, ни отчаянного сознания своего бессилия перед немым и страшным лицом природы. Торжествующая радость бытия трепетала в этих огневых, сверкающих, словно, звуках, которые бурною волной лились из-под смычка. «Ты слышишь ли, — говорили они ей, — эту бурю страсти, что ворвалась победно в мою душу? Как вихрь, сметёт она с неё сор условностей, мелочей, суету стремлений… Это обновлённое сердце — твоё. Бери его!.. В нём твоё счастье… Все твои сбывшиеся грёзы… Забудь сомнения! Судьба не прощает колебаний… Забудь и слушай эту сказку, эти звуки… Это моя душа перед тобой… В них весна молодого чувства, гимн красоте жизни, блеск, звонкий хохот… И — ни одной слезы!»
Она встала, вся дрожа, бессильная бороться с искушением. Она протянула руки, словно моля о пощаде, и опять без сил опустилась в кресло. А звуки трепетали над её головой, словно жгли, словно впивались в сердце… «Люблю тебя, — казалось, кричали они. — Люблю, люблю!..»
Он кончил и оглянулся.
Упав головой на стол, она рыдала.
С минуту Васильев глядел на девушку, наслаждаясь своею властью над чужою душой. Лицо его стало добрее, в глазах засветился тот мягкий блеск, который Анна Николаевна была бессильна вызвать до сих пор. Но теперь она этого не видела… Она плакала и сладко и мучительно, переживая последние грёзы и хороня свою любовь. Это был только волшебный сон, навеянный чарами музыки… Теперь настало пробуждение.
Васильев тихо подошёл и взял её за плечи.
— Милая…
Он прильнул загоревшимися губами к её затылку, там, где вились мелкие золотистые волосики.
Дрожь пробежала по телу Анны Николаевны. Она открыла лицо, смоченное слезами, и обернулась к Васильеву. Она была прекрасна в эту минуту, и что-то дрогнуло в его душе, когда он увидал это лицо!
Она обхватила руками голову Васильева. Невольно он опустился на колени, прижал к себе её тонкую фигурку, и оба они забылись на минуту… ещё… Она прильнула лицом к его роскошным волосам, касалась робко и нежно губами его лба… А он с новым для себя чувством нежности и странного, отрадного успокоения прятал лицо на её груди и слушал, как тревожно и неровно стучало её сердце.
— Спасибо, милый… Спасибо вам!
Он взглянул вверх на её губы, и глаза его вспыхнули.
Она отодвинулась разом.
— Нет!.. Так не надо… Встаньте!.. Отойдите!
Он повиновался бессознательно.
— Слушайте меня… Если б я умела красно говорить, я высказала бы вам, какое блаженство дали вы мне вашею игрой!.. И какие муки! Нет! Довольно!.. Я понимаю, такие минуты не повторяются. Сердца не хватит… О, да!.. Вы, несомненно, прославитесь… Дай вам Бог счастья! (Голос её дрогнул.) За эти чудные минуты я прощаю вам все страдания, которые вы заставили меня пережить!
Он рванулся к ней.
— Вы меня любите!
— Нет!.. Нет!.. Я не люблю вас… Простимся, Николай Модестович… Простимся друзьями.
— Какой вздор! Я знаю, вы меня любите… Зачем прощаться? Разве вы уезжаете?
— Да, в деревню… на время… Окрепнуть душой надо… Я надломилась… Для работы силы нужны…
Он заметался по комнате, ероша волосы. В эту минуту, когда он понял, что она ускользает из его рук, когда впервые он разглядел в этой девушке и недюжинную волю и ещё что-то, непонятное для него, он тут же почувствовал, что не только она нужна ему, но что она ему страшно дорога, и что уступить без борьбы он не может.
— Это безумие!.. Поезжайте, отдохните… Но вернитесь ко мне уже моею невестой. Эту школу бросьте… Живите для меня!
— Нет!
Он кинулся к девушке и схватил её руки. Она стояла, прислонясь к стене, бледная, но уже спокойная. Борьба была кончена в её душе.
— Но пойми же, ты нужна мне! Ведь я люблю тебя!
— Нет!.. Ошибаетесь. Это не любовь… И я верила, что могу согреть вашу душу… что и вы меня… немножко любите… Оставьте! Пусть я плачу!.. О, Боже! Как можно так дивно играть, имея такую мелкую душу!
Он сделал порывистое движение, но она перебила его.
— Ах! Не то… Зачем лгать? Я люблю вас безумно… да… Но это ничего не изменит. Уходите! Скорей уходите, ради Бога! Неужели вы думаете, мне легко сейчас? Ведь у меня сердце рвётся… Но при таких условиях я не хочу счастья! Нет!.. Я не хочу годами раскаяния платить за одну минуту увлечения. Я не могу, не хочу любить, не уважая… А я… не уважаю вас…
Бледный, с трясущимися губами, он глядел на неё.
— За что? Ну говорите же, за что? Я требую ответа!
Его голос дрожал. Он сделал к ней шаг. Она стояла, опустив голову, и не двинулась. Васильев с трудом перевёл дыхание. Глаза его засверкали.
— Вы первый человек, который позволил себе такую дерзость со мной!
Она молча закрыла лицо руками. Он продолжал дрожавшим голосом:
— Я с детства привык уважать себя и гордо глядеть всем в глаза. Свою карьеру я создал себе сам. Я никому не обязывался, даже рублём. Я никому в жизни не делал зла… Сознательно, по крайней мере. Даже в ранней юности у меня не было ни ошибок ни падения… Карты, вино, разврат — я не знал ничего! Я вас полюбил и честно предложил вам руку! Да… Я считаю себя честным человеком и имею право на уважение других. В чём моё преступление перед вами? Назовите… Говорите же!
Наталья Львовна, старая барыня, в одиночестве проводит праздничный рождественский вечер, вспоминая, перебирая события своей жизни…
Наденька — бонна барских детей. Ее третируют, считают выскочкой, вульгарной, пошлой мещанкой, которая лишь в содержанки годна. Вдобавок ею увлекся «друг дома», любовник молодящейся ревнивой барыни…
В романе «Ключи счастья» рассказывается увлекательная и драматическая история любви главной героини, основанная, как можно предположить, на некоторых фактах биографии автора — популярнейшей русской писательницы начала века Анастасии Алексеевны Вербицкой (1861–1928).Перед читателем разворачиваются полные романических переживаний картины детства и юности девушки из небогатой семьи Мани Ельцовой, любви которой добиваются такие незаурядные личности, как богач барон Штейнбах и блестящий молодой человек Николай Нелидов.
Почтенной женой и матерью троих детей, на тридцать шестом году жизни, она встретила блистательного и самоуверенного сердцееда. Целый год длился их роман, и наконец любовник в самых страстных выражениях предложил ей бросить мужа. Надобно принимать решение…
Когда-то они были сторонами одного любовного треугольника: актриса-любительница и два страстных театрала. Шесть лет спустя они встретились снова…
В начале романа героине 18 лет, она служит в театре костюмершей, не смея мечтать о сцене, но ведущая актриса театра угадывает в ней талант огромной силы. И вот Наденька Шубейкина становится знаменитой провинциальной актрисой Нероновой, играет с Мочаловым и Щепкиным. Она потрясает сердца зрителей в образах Офелии, Дездемоны, Корделии, и кажется, что отсвет высокой трагедии озаряет ее собственную жизнь, жизнь ее пылкого и страдающего сердца. Совсем по-другому складывается судьба Верочки, дочери Нероновой…«Иго любви» — один из самых популярных романов А. Вербицкой, чьими произведениями зачитывались когда-то.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.