Сны Вероники - [4]

Одиночество

За содеянное полагалась смертная казнь. Она убегала от погони, но громче, чем испуганное сердце, билась мысль: но я же ничего не сделала! И горечь обидной уверенности слезами стекала по лицу: никто не поверит… Звуки погони приближались и лай собак был её эхом.

Оставалось совсем немного: пересечь небольшую речку, просочиться через бетонный забор, блокпост – и она свободна! На границе она испугалась, что её вот-вот задержат и, разговаривая с пограничником, даже сжала в руке неизвестно взявшуюся откуда-то вилку, приготовившись нанести удар и бежать дальше, если потребуется. Но всё обошлось, и она, вздохнув с облегчением, бросила взгляд назад, туда, откуда только что спаслась. И сделала шаг вперёд. Слившись с толпой, она продвигалась к выходу в город, но вдруг поняла, что по какой-то причине ей туда нельзя. А можно было лишь повернуть налево, куда должны были идти такие же отверженные, как она.

Там была винтовая лестница с поручнями, каждый шаг по кованным железом ступенькам которой отзывался эхом страдания и одиночества. Поднявшись на самый верх, она вышла на крышу, которая сиротливо возвышалась над распростёртым внизу городом. Сердце защемило в неизведанной доселе тоске: здесь была городская помойка, куда свозили все отбросы жизнедеятельности общества. Вонь была нестерпимая, спасал лишь ветер, который на этой высоте был необычно сильным и настойчиво выветривал дурной запах. Делать было нечего, она покорно села где-то в уголке и посмотрела на свой мобильный телефон, думая позвонить маме и брату. Ужас вкрался леденящим холодом в её душу и сердце пронзило от внезапной, колющей мысли: зарядного устройства для телефона нет и не будет, и сейчас она сделает последний звонок в своей жизни, в последний раз поговорив со своими любимыми и родными, и расстанется с ними навсегда. После этого она разобьёт ставший бесполезным телефон и сядет в своём углу, в надежде превратиться в одинокий соляной столб, не нужный никому.

Не зная ещё, что в своём одиночестве она наконец-то сделает первый шаг по пути навстречу самой себе и что когда-нибудь всё равно найдёт дорогу обратно, к своим близким и родным.

Что нужно мужчине

Два старых друга встретились однажды вечером, как и договорились накануне по телефону, и зашли посидеть в знакомое обоим местечко, довольно-таки уютное, но под непонятным претенциозным названием «Убежище». Большинство столиков оказались свободными, но им захотелось расположиться за стойкой бара и они сразу же заказали выпить, даже не взглянув на меню.

Игорь, тот, который помоложе, лет сорока на вид, нервничал и выглядел немного растерянным. Феликс, который постарше, лет так под семьдесят, поэт, в глазах которого можно было найти всё или ничего, в зависимости от того, что хочешь увидеть, был спокоен и в своём обычном добродушном расположении духа.

Вначале они разговаривали обо всём и ни о чём: о работе, о погоде, об инфляции, о недавно вышедшем нашумевшем фильме. Через некоторое время Игорь решительно сказал, как будто собравшись с духом:

– Ты знаешь меня Феликс, я закоренелый холостяк с философией волка-одиночки. С женщинами я честен и открыто заявляю, что не хочу никаких обязательств, детей, брака. И размеренно иду по жизни, трахая тех, кто на это согласен, и не встречаю никаких претензий и обвинений, так как всё предельно ясно и без обид.

Тут он вздохнул и наполнил внутреннюю паузу значительным глотком виски из стакана, одновременно делая жест свободной рукой, как будто рисуя мельницу в воздухе, тем самым прося бармена повторить.

– Я эгоист, скептик, пессимист, пофигист! До недавнего времени всё было просто, однообразно скучно до зевоты и тошноты. И чтобы не заснуть по жизни, я пытался разнообразить свою жизнь разными телодвижениями, которые, как те спички, помогали держать веки открытыми. Ты поэт, может, тебе будет интересно, что, не имея такого творческого склада ума, как у тебя, мне пришло в голову записывать свои мысли.

С этими словами он протянул руку к карману пиджака, висящего на спинке высокого стула, и, пошарив там, достал сначала новенькую записную книжку, а затем, нырнув рукой во второй карман, вытащил маленький футлярчик с очками для чтения, нервно нацепил их на нос и, кашлянув несколько раз, не глядя на своего друга, начал читать:

«Женщина просто красивая или просто умная – просто скучна.

Удивительная женщина удивляет.

Странная женщина заставляет задуматься.

Необычная женщина заставит тебя чувствовать по-новому.

Незаурядная, наверное, будет сочетать в себе ум и красоту.

Сексуальная женщина взволнует твою плоть, которая, насытившись, вновь заснёт… а потом вновь проснётся на зов другой сексуальности…

А есть ещё женщина «своя» – та, которая будет выше всех категорий и раскладов, но всё: запах, движения и жесты, истерики и слёзы, восторги и радости – будут играть особую, только тобой узнаваемую, единственную музыку на струнах души твоей, перебирая нежными пальцами мысли и унося вихрем ветра чувства».

Тут Игорь остановился, наконец-то в первый раз за весь вечер посмотрел прямо в глаза внимательно слушающего его Феликса и, вдохнув, а потом выдохнув, сказал: