Сны и явь - [28]

— Киота, ты слишком многого от меня требуешь. — Итирус огорченно всплеснул руками. — Боюсь, ты не поймешь и сотой доли того, что я скажу. Ладно, попробую на пальцах. Ты прекрасно знаешь, что мир окутывает тончайшая паутина силовых нитей. Это так называемое магическое, или, как его еще часто называют, энергетическое поле планеты. У всех людей есть к нему доступ — у кого-то в большей степени, у кого-то в меньшей, у некоторых вообще практически отсутствует. Способность того или иного человека колдовать обеспечивается так называемым каналом. Хм… Как бы понятнее сказать… В общем, это врожденная особенность человека, наподобие темперамента или характера. Восприимчивость к флуктуациям магического поля и способность использовать их для преобразования окружающего мира в собственных целях.

— Ага, — произнесла я лишь потому, что надо было как-то отреагировать на подобное божественное откровение.

На самом деле я не поняла ни слова из того, что сказал Итирус. Ну то есть первая часть была еще более-менее понятной, но вторая… Что такое флуктуации, хотелось бы знать?

Бог мертвых искоса посмотрел на меня и понимающе хмыкнул. Некоторое время шел молча, глядя себе под ноги, потом медленно проговорил:

— Наверное, я сейчас нарушу правила игры. Киота, просто передай этот наш разговор Вашарию. Он разберется. Не хочу упускать удобного случая, а напрямую я ему это не имею права говорить.

— Почему Вашарию, а не Дольшеру? — въедливо спросила я. — Дольшер — начальник магического департамента, он и должен вникать в особенности искусства невидимого.

— Да, но Вашарий подходит на роль джокера куда сильнее, — невпопад ответил Итирус. Тяжело вздохнул. — Если бы не его уровень подчинения, я бы сделал свою ставку. Но столь мощный маг… Нет, вряд ли.

Я не перебивала его, надеясь, что собеседник забудется и скажет мне больше, чем собирался. Однако Итирус опомнился и замолчал. Глубокая вертикальная морщина разрезала его переносицу. Видно было, что мужчина задумался о каких-то очень непростых вещах. Ох, я бы отдала лет десять своей жизни, только бы выяснить, что происходит! Кажется, что убийство священной змеи Варрия на самом деле лишь предлог, чтобы вытащить меня из привычной среды обитания. И потом, божественной рептилии много тысяч лет, почему ее существование так взволновало бога мертвых именно теперь? Неужели раньше не мог найти способа разделаться с ней? Сильно сомневаюсь. И, самое главное, кто эти загадочные «мы», которых он постоянно поминает? Остальные боги? Или вернее сказать — игроки?

— Киота, ты задаешь слишком опасные вопросы, — задумчиво протянул Итирус. — И ты удивительно везучая: будь на моем месте любой другой игрок, он бы поспешил разделаться с тобой. Но, как я сказал ранее, я вполне лоялен к смертным и признаю за ними право свободного выбора. Тем интереснее будет понаблюдать за реакцией твоих товарищей, когда ты поделишься с ними своими соображениями.

— А что тебе вообще надо? — осмелилась я полюбопытствовать. — Ты только что косвенно подтвердил, что убийство змеи Варрия интересует тебя постольку-поскольку. Получится — хорошо, нет — переживать не будешь. Неужели истинная твоя цель — все-таки король Тицион? Но я никогда не соглашусь участвовать в его убийстве!

Итирус усмешкой отреагировал на мое гневное восклицание. Наклонился ко мне и вкрадчиво прошептал на ухо:

— Киота, как ты думаешь — если бы я желал убить Тициона на самом деле, сказал бы об этом тебе, учитывая, что менее чем через неделю ты вернешься к Вашарию и Дольшеру?

Я совершенно запуталась во всех этих хитросплетениях интриг, поэтому лишь раздраженно всплеснула руками. Мол, уважаемый бог, сначала сами определитесь, чего на самом деле желаете.

— Ладно, не обращай внимания, я несколько увлекся. — Итирус виновато хмыкнул и резко остановился. Широким жестом обвел вокруг себя. — Ну вот мы и пришли. Выбирай любую могилу, Киота.

Его слова прозвучали даже несколько угрожающе, но я в ответ улыбнулась. Наверное, это было неправильно, но я окончательно перестала бояться бога мертвых. Если в начале знакомства я еще опасалась как-либо его обидеть, то сейчас он представлялся мне старым знакомым, над которым даже — о ужас! — вполне можно подшутить, не ожидая несоизмеримо жестокой мести.

Я заинтересованно завертела головой, осматривая место, куда он меня привел. Как и ожидалось, я стояла на одной из аллей в старой части кладбища. Да не просто старой, а заброшенной. Здесь было пустынно и мрачно. Буйно разросшийся вдоль дорожек кустарник скрывал древние замшелые надгробия, на которых едва угадывались имена усопших. Ветви деревьев переплетались над нами, словно пытаясь отогреться в сыром прохладном сумраке ненастья. Я знала, что день едва перевалил за половину, но тут, под сенью раскидистых тополей, казалось, будто уже смеркалось.

Итирус не мешал мне, когда я сошла с аллеи и, осторожно ступая по мокрой скользкой траве, подошла к ровному ряду могил. Неторопливо отправилась вдоль него, силясь прочитать почти стертые временем надписи. Кого бы выбрать, кому дать шанс на новую жизнь?

Больше всего меня интересовали те, кто умер слишком рано. Смысл оживлять стариков? Они прожили долгую достойную жизнь, полную радостей и горя, и вряд ли стремятся вернуться в столь жестокий мир из обители вечного покоя. В то время как погибшие молодыми еще недопели, недопили, недотанцевали и недолюбили, в конце концов.