Сны и камни - [15]
Есть здесь и идеальное место для страдающих бессонницей, поистине санаторий. Ведь на вокзале ночь не наступает вовсе, вечер там сразу превращается в утро, даже неизвестно, когда именно. Только сюда можно даже в самый поздний час прийти в поисках надежды, найти ее и разбазарить по собственному усмотрению, а после пересидеть в безопасном укрытии, пока ночь снаружи не закончится. Страдающих бессонницей в этом городе много. Пора признать, что вокзалы строятся именно для них. Не бодрствуй они ночь за ночью, город, целиком и полностью полагающийся на сны спящих, распался бы на куски. Но, как известно, ночь на вокзале не настоящая, и сон не настоящий, и лишь это позволяет укрывшимся в вокзальных залах ожидания наконец заснуть, вытянувшись на твердых лавках, — в час, когда первые трамваи уже покидают парк.
На карте города вокзалы выглядят прямоугольничками защитного цвета, не видны поезда, выбирающиеся — где-то понизу — на восток, на запад, на север и на юг. Вот бесконечное железнодорожное полотно, блестящие железные рельсы, прокладывающие путь в мутном пространстве. Чем дальше от центра карты, тем легче нарушается мировой порядок. Возникают новые железнодорожные ветки, что ведут в места, расположенные не на востоке и не на западе, не на севере и не на юге. В места, крепко-накрепко и навеки запертые. Куда не доехать ни по одной железной дороге, хоть там и имеются билетные кассы, залы ожидания, перроны и все, что требуется на вокзале; есть даже прибывающие и уходящие поезда. Туда не попасть на автомобиле, и пешком не добраться, сколько ни старайся. Места, отрезанные от мира, точно после катастрофы, с которыми даже по телефону нельзя связаться, хотя телефоны там есть и телеграммы принимают на любой почте.
Затопленный, стоит в зеленой воде памяти город, каким он был месяц, год, сорок лет назад, и в каждом — киоски со свежими газетами: области низкого давления и атмосферные фронты, военные парады, эпидемии гриппа, театральный репертуар и хроника уличных происшествий. Все это пространство заполнено печатным шрифтом. Над каждым днем витает единственная в своем роде конфигурация прописных букв, неповторимые формы принимает гонимая ветрами туча букв строчных. Разве не бросают их здесь на ветер тысячами и сотнями тысяч каждый день?
Город вчерашний и город сегодняшний могут показаться картинками-близнецами из головоломки, где, напрягая зрение, выискиваешь отсутствие флажка на крыше, лишний цветочный горшок на окне или воробья на карнизе. Там люди легли спать вечером, а здесь проснутся утром. Каждую ночь, в такт оборотам завтрашних газет на барабанах ротационных машин, свертываются и исчезают вчерашние города. Утром от них уже и следа нет. Когда новый день пройдет, город окажется целиком и полностью изношен, и не останется от него ничего, кроме вездесущих существительных, глаголов, прилагательных; утвердительных и отрицательных предложений. Вчерашний стул, шляпа, чайник уже недосягаемы для сегодняшней руки — бесплотные и бесполезные. А тот, кто улегся спать накануне вечером, сегодня столь же бесплотен, как вчерашний чайник.
Жизнь сегодняшних жителей возможна только здесь и больше нигде на свете: в эфемерном сегодняшнем городе, который от вчерашнего и завтрашнего отличается видом материи. Только там удастся коснуться того, что лежит на расстоянии вытянутой руки. Хотя может случиться, что чьи-то руки уже не коснутся очередного номера газеты. Газета есть — человека нет. А следовательно, сходство картинок из головоломки — не более чем случайное совпадение. Если же они успели поблекнуть, то и очевидных отличий может оказаться столько, что узнавание погрязнет в неуверенности. Вот площадь, на которой танцующая толпа колышется в озаренный закатным солнцем летний вечер, или озябшие солдаты в зимнем сумраке утаптывают снег, грея руки у железных переносных печек. Вот ветер гонит желтые листья по пустой смотровой площадке — откуда же ренессансный дворец на ее месте? Возможности безграничны, нетрудно представить себе города, у которых вовсе нет ничего общего. Подождав подольше, можно даже обнаружить картинку города с Эйфелевой башней, окруженной просторными газонами и клумбами, с видом на триумфальную арку. Вряд ли в названии подобного города уместится так много букв W и А. Но разве Эйфелева башня сама не напоминает букву А? И всегда найдется какой-нибудь промежуточный город, в котором триумфальная арка как ни в чем не бывало, вырастает посреди площади Конституции. Всякое изменение — лишь вопрос времени.
А что такое время? Интересующиеся имеют право знать, имеют право выжидающе барабанить пальцами по столу. Но ответа все нет. Изменения — единственный след времени. Из чего оно сделано, каким образом уходит? Подобно ли веревке, отматываемой со шпули, или скорее ножу, который рассекает веревку на части? Вращает ли оно шестеренки часов, или это часы перемалывают его своими колесиками? Среди всех надписей, выбитых над порталами, и объявлений, налепленных на заборы и стены подземных переходов, среди рекламных слоганов, ценников, предвыборных лозунгов, среди путаницы фраз, не искаженных малейшей тенью сомнения, нет той единственной, что разрешила бы данный вопрос. В штанах города ответ не предусматривался. Когда определялся его облик и делались попытки объединить принцип прямоугольника с принципом звезды, часы едва тронулись с места, о времени еще никто ничего не знал. Когда же течение времени обнажило неведение жителей, городом уже завладел принцип меандра. Нигде стало не сыскать ни прямых линий, ни ясной связи между причиной и следствием, и докопаться до правды об основополагающей конструкции сделалось невозможно.
Рассказ польки Магдалены Тулли «Бронек» посвящен фантомной памяти об ужасах войны, омрачающей жизнь наших современников, будь они потомками жертв или мучителей.
Глава «Бегство лис» из книги польской писательницы Магдалены Тулли «Итальянские шпильки». Автор вспоминает государственную антисемитскую компанию 1968 года, заставившую польских евреев вновь почувствовать себя изгоями. Перевод Ирины Адельгейм.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Анджей Стасюк — один из наиболее ярких авторов и, быть может, самая интригующая фигура в современной литературе Польши. Бунтарь-романтик, он бросил «злачную» столицу ради отшельнического уединения в глухой деревне.Книга «Дукля», куда включены одноименная повесть и несколько коротких зарисовок, — уникальный опыт метафизической интерпретации окружающего мира. То, о чем пишет автор, равно и его манера, может стать откровением для читателей, ждущих от литературы новых ощущений, а не только умело рассказанной истории или занимательного рассуждения.
Войцех Кучок — поэт, прозаик, кинокритик, талантливый стилист и экспериментатор, самый молодой лауреат главной польской литературной премии «Нике»» (2004), полученной за роман «Дряньё» («Gnoj»).В центре произведения, названного «антибиографией» и соединившего черты мини-саги и психологического романа, — история мальчика, избиваемого и унижаемого отцом. Это роман о ненависти, насилии и любви в польской семье. Автор пытается выявить истоки бытового зла и оценить его страшное воздействие на сознание человека.
Ольга Токарчук — один из любимых авторов современной Польши (причем любимых читателем как элитарным, так и широким). Роман «Бегуны» принес ей самую престижную в стране литературную премию «Нике». «Бегуны» — своего рода литературная монография путешествий по земному шару и человеческому телу, включающая в себя причудливо связанные и в конечном счете образующие единый сюжет новеллы, повести, фрагменты эссе, путевые записи и проч. Это роман о современных кочевниках, которыми являемся мы все. О внутренней тревоге, которая заставляет человека сниматься с насиженного места.
Ольгу Токарчук можно назвать одним из самых любимых авторов современного читателя — как элитарного, так и достаточно широкого. Новый ее роман «Последние истории» (2004) демонстрирует почерк не просто талантливой молодой писательницы, одной из главных надежд «молодой прозы 1990-х годов», но зрелого прозаика. Три женских мира, открывающиеся читателю в трех главах-повестях, объединены не столько родством героинь, сколько одной универсальной проблемой: переживанием смерти — далекой и близкой, чужой и собственной.