Снова в Китае - [8]

– Вот это другое дело!.. – Рихард стал серьезным и полез в карман за сигаретой. – Тебе, возможно, покажется странным, но я не советовал бы тебе принимать этот пост.

– Почему?

– Да просто потому, что посол может потерять многие человеческие качества, а мне не хочется лишиться хорошего товарища...

– Спасибо тебе, – растроганно сказал Отт, – но уверяю, что мы останемся добрыми друзьями.

Зорге не был подготовлен к этому разговору. Уж слишком неожиданно все произошло. Хотя Рихард и способствовал тому, чтобы полковник Отт стал германским послом в Японии, он никак не предполагал, что это случится так скоро. Рихард Зорге «вел» его еще с тех пор, как встретился с ним в Нагоя – заурядным подполковником, немецким наблюдателем в японском артиллерийском полку. Не прошло и года, как Отт сделался военным атташе, а теперь становился полномочным послом... Но проявлять восторг, конечно, не следует, уместнее выразить сожаление по поводу дружбы, которая может нарушиться.

– Ну, если останемся друзьями, тогда соглашайся! – шутливо ответил Зорге.

В ту же ночь из германского посольства в Берлин ушла шифровка – Эйген Отт соглашался занять пост высшего дипломатического представителя Германии в Токио. Телеграмму они составляли вдвоем с Рихардом. Только после этого Эйген Отт отправился в свою квартиру. Фрау Хельма еще ничего не знала о предстоящем назначении.

Что касается Рихарда, то он мчался на предельной скорости по сонным улицам и торжествовал! Эйген Отт стал послом! Стал послом...

СОВЕТСКИЕ ДОБРОВОЛЬЦЫ

Шезлонги стояли в тени цветущих мимоз, а рядом на траве лежали боевые парашюты. Вечнозеленые кустарники, похожие на олеандры, распространяли пряный запах. Было утро, и деревья бросали длинные тени, хотя солнце уже начинало припекать достаточно сильно.

Вадим, закинув голову, глядел на желтые гроздья цветов, проступающие сквозь резные листья. Желтый цвет напоминал дроки, густые заросли на скале-парусе и девушку в желтом, с сияющими глазами, перебегающую по камням-скрижалям с ненаписанными письменами из книги судеб... Где она? Где?

Вот уже месяц, как летчики в Китае. Изо дня в день они ведут тяжелые бои, наносят удары, несут потери... «Война без войны». «Инцидент». Но «инцидент» захватил весь Китай, словно смерч, втянул в себя миллионы людей. Линия фронта тянется на тысячи километров.

Вчера японцы бомбили аэродром, а сегодня тихо, безоблачно, будто ничего и не было... Цветут мимозы... Японский налет не причинил особых потерь. Летчики успели подняться в воздух, приняли бой, отогнали противника. Несколько бомб упало на летное поле. Разворотило бетонную дорожку. Аэродромные рабочие засыпают сейчас воронки, трамбуют, латают поле. А оно и без того все в заплатах – сверху хорошо видны на зеленом полотне круглые коричневые метки, там, где падали бомбы.

Работающие кули издалека были похожи на синих запыленных муравьев, торопливо ползающих от края аэродрома к взлетной дорожке. На гибких коромыслах покачиваются корзины с землей. Единственная техника! Но работают споро – за ночь вон сколько успели сделать! Аэродром уже может принимать самолеты.

– Теперь нам дадут жизни! Самураи обозлились, держись, ван ю-шины!..

Вадим слышит голос сидящего рядом Антона Якубенко. Они воевали вместе в Испании, теперь воюют в Китае. Антон классный летчик и верный товарищ. Как он рубанул того японца! Таранил над самым аэродромом.

Это было как раз на другой день после того, как похоронили Семена. Вот не повезло парню – прожил в Китае всего трое суток и погиб в первом бою. Тоже был летчик что надо, и вот так получилось... Просто удивительно, как смог он, умирая, так посадить истребитель на поле. Когда подбежали, Семен был уже мертв, весь в крови, а поникшая голова лежала на штурвале. Перед самой смертью он успел выключить зажигание, и самолет, уже неуправляемый, вихляясь, катился по аэродрому. Но бортмеханик Ин Су-лин уверял, что Семен вел самолет мертвым... Может, и правда!

Потом хоронили Семена в красном гробу с черной траурной лентой. Гроб нес и Антон, он шел впереди, подпирая плечом и прижимаясь щекой к выступу гроба. Какое лицо было у Антона – застывшее, словно каменное. И у всех летчиков были такие же окаменевшие лица...

На другой день снова был бой... После третьего вылета Антон вернулся на аэродром и доложил, что самолет неисправен, едва дотянул на посадку. Инженер осмотрел машину – пулеметная очередь повредила мотор.

– Надо менять. – Инженер вытер ладони и пошел к другому истребителю.

Механики на руках оттянули машину, поставили на колодки, и тут снова объявили тревогу. Командир, стоя на старте, рубил рукой воздух:

– Давай!.. Давай!.. – В реве моторов слова его только угадывались.

Самолеты один за другим, как из катапульты, взмывали в воздух.

Аэродром опустел, в воздух уходили последние самолеты. Якубенко подбежал к командиру, козырнул:

– Разрешите взять свободную машину?!

– Давай! – Командир продолжал «выталкивать» самолеты в воздух. В такие секунды к нему лучше не подходить. Маленькое, энергичное лицо его было злым, напряженным. Команду выкрикивал отрывисто, весь подаваясь вперед, и все рубил рукой воздух. Антон не понял, к кому относится это резкое, не терпящее возражений «Давай!» – к нему или к тем, кто выруливал на старт. Он продолжал стоять.