Снова в Китае - [31]

И все же ученый Огаи был прав. О землетрясении, разразившемся к югу от Владивостока, записал в своем дневнике японский унтер-офицер Накамура из роты капитана Сато, погибший в те дни на высоте Чан Ку-фын в пограничных боях у озера Хасан.

«Сегодня шестое августа, – писал Накамура. – Тяжелые снаряды противника беспрерывно рвутся на наших позициях. В 14 часов над нами появились самолеты красных и сбросили бомбы. Налетели тяжелые бомбардировщики, сбросили огромного размера бомбы...

Все эти дни рыли окопы, укрепляли сопку Чан Ку-фын. Нас атаковали танки. В этот день было что-то ужасное. Беспрерывно рвались бомбы и снаряды. О еде нельзя было и думать. Полтора суток никто ничего не ел. Нельзя было оторвать голову от земли. Наши потери огромны...

Сегодня солнечный день, но среди дня после налета не было видно солнца. Настроение подавленное. Чувствую себя отвратительно. Так воевать нельзя. Это не война, а землетрясение... Поступил приказ перейти в контратаку и вернуть высоту Чан Ку-фын».

Это «землетрясение» и отметили приборы сейсмологической станции, где работал старый японский ученый Сосеки Огаи...

В тяжелых боях 40-я дивизия штурмом заняла высоты у озера Хасан. Японские войска, начиная с утра седьмого августа, пытались вернуть потерянные ими позиции. Они предприняли до двадцати кровопролитных атак, не имевших успеха. Разбитые японские части отступили за реку Тумен Ула. Они оставили на поле боя ранеными и убитыми свыше трех тысяч солдат и офицеров.

Шестого августа в Токио поступило тревожное сообщение из штаба Квантунской армии: русские превосходящими силами перешли в контрнаступление на высоту Чан Ку-фын. Японские войска вынуждены были оставить занимаемые позиции. Боевые действия продолжаются.

К этому дню генеральный штаб уже отдал распоряжение перебросить в район конфликта дополнительные дивизии. В пути находились: 15-я императорская гвардейская дивизия, 120-я пехотная дивизия, отдельный кавалерийский полк, полк тяжелой артиллерии, инженерный полк, особая кавалерийская бригада, шесть зенитных батарей, танковые части, экспедиционная бригада и другие менее крупные части. Предполагалось, что они станут развивать успех, достигнутый 19-й дивизией у высоты Чан Ку-фын. Теперь эти войска требовалось переключить на оборону. В Мукден полетела сверхсрочная шифрограмма с пометкой «Кио ку мицу!». Генеральный штаб требовал ускорить передвижение войск и незамедлительно ввести их в действие. Но помочь уже ничто не могло. Двенадцатого августа, наращивая удары, войска 40-й пехотной дивизии отбросили противника на западный берег реки Тумен Ула. Послу Сигемицу в Москве были даны указания начать мирные переговоры по поводу ликвидации конфликта у озера Хасан.

Только что, несколько дней назад, послу Сигемицу предписывали из Токио не вступать ни в какие переговоры с русскими, саботировать мирные предложения, но теперь обстановка решительно изменилась. Военный министр Итагаки, министр иностранных дел Арита и министр военно-морского флота Ионаи просидели всю ночь в генеральном штабе, нетерпеливо ожидая сообщения из Москвы об исходе мирных переговоров.

Разговор в кабинете начальника генерального штаба принца Канин не клеился. Настроение у всех было мрачное. Арита держал в руках папку, где лежала справка о Чан Ку-фын: обоснования японской точки зрения в пограничном споре; доводы, возражения русских; старые акты, уточняющие границы, старые карты... Арита понимал – сейчас все это ни к чему. Он был уверен: в дипломатии основной довод – сила. А сила не на его стороне. И все же он держал под руками эту папку, заведенную его предшественниками, которые занимали этот пост до него. Материалы могут потребоваться – вдруг послу Сигемицу надо будет дать какие-то новые указания...

В Москве сейчас за полдень. Сигемицу, вероятно, уже у Литвинова и начал переговоры. А в Токио – ночь. Как медленно тянется время... Арита, раскрыв папку, рассеянно перелистывал документы. Итагаки молча следил за ним своими сонными, лениво прищуренными глазами.

– Теперь этот протокол против нас, – сказал Арита и протянул Итагаки фотокопию документа, переданного русским, карту, заверенную подписями, печатями, и протокол, тоже с подписями и печатями. Итагаки прочитал вслух:

– «Протокол уточнения границы Российской империи» и Китая. 26 июня 1886 года...

От знака «Т» на стыке российской, китайской и корейской территорий граница идет на северо-запад по горам, по западной стороне от озера Хасан и достигает северного окончания песчаной гряды, где и поставлен второстепенный знак № 1. Расстояние восемь верст и ровно сто сажен...»

– Русские ссылаются на этот протокол, – произнес Арита.

– Это еще ничего не значит, – сказал Итагаки. – Знаки можно поставить в любом месте. Я признаю границы только по береговой линии, да и то когда это нас устраивает... Мало ли что было полвека назад. Протокол подписали, когда мы еще не родились.

– Надо потребовать оригинал протокола, – придумал Арита.

В кабинет зашел Тодзио, заместитель военного министра. За ним Доихара. Они всегда были вместе, три квантунца,– Итагаки, Тодзио и Доихара, всегда поддерживали один другого. В последнее время все были у власти. Доихара рекомендовал Итагаки военным министром, Итагаки пригласил к себе в заместители генерала Тодзио, бывшего начальника полиции Квантунской армии.