На кухне мама стоит у окна, ожидая меня. Передо мной на столе стоит дымящаяся кружка с зеленым чаем. Аромат мелиссы напоминает о той, кого я безуспешно пытаюсь забыть уже сколько? Черт, даже не знаю, сколько дней прошло. Для меня все они сплошной день сурка.
— Поешь. — мама кивает на тарелки с блинчиками и омлетом, но к горлу подкатывает тошнота, и я отрицательно машу головой. Мама складывает руки под грудью и приподнимает правую бровь, что означает крайнюю степень ее раздражения. В такие моменты вообще стоит выполнять все беспрекословно. И я запихиваю в себя омлет. Странно, но становится легче, и тошнота отступает. Я доедаю все.
— Мам, я не хочу чай. — Я теперь ненавижу этот напиток, который так любит она. Та, кого нельзя вспоминать и невозможно забыть. Та, которая растоптала мое глупое сердце своими стройными ножками. — Лучше кофе.
Через минуту передо мной стоит кружка с бодрящим напитком. Я делаю глоток и жду. 1, 2, 3…
— Игорь, что с тобой творится? Ты приходишь под утро, или вообще не бываешь по несколько дней дома. И всегда пьяный. Мы с отцом…
Он говорит и говорит, а я просто молча киваю. Ей не особенно нужны мои ответы. Думаю, что она с отцом уже что-то придумала и после этой беседы, призванной вызвать во мне глубокое чувство стыда и жаркой благодарности к их ангельскому и безграничному терпению, она объявит их решение.
— Ты меня слушаешь? — Кивок. — Мы переезжаем. С институтом уже все решено… — Я снова выпадаю из реальности. Идея уехать из этого проклятого города кажется мне просто превосходной. Потому что, я как идиот, все равно продолжаю думать о ней. Тряпка. Я сам себе противен. Но каждый вечер я неизменно оказываюсь под ее окнами в тени деревьев, чтобы не увидела, вздумай Ника вдруг выглянуть в окно. Пару раз я даже чуть не поднялся к ней. Хотел еще раз посмотреть в эти прекрасные лживые глаза и спросить почему она так со мной. Идиот. Иногда я даже различаю ее четкий темный силуэт за наглухо зашторенным окном. И от этого только что-то щемит, сильно сжимается в разодранной в клочья груди. Какая же ты отрава, Ника Скворцова! — Жить первое время будешь с нами, а там, если твое поведение будет нас полностью удовлетворять, возможно, снимем отдельную квартиру. Где-нибудь в южной части Манхеттена, поближе к твоему университету…
Слух цепляет название моего нового места жительства. Значит, Нью-Йорк. Отлично. Подальше отсюда, подальше от нее.
Я снова прихожу к этим окнам и стою уже часа два, тупо глядя на желтые пятна света на асфальте под ними. Не хочу приходить, но ноги сами несут сюда. Впрочем, сегодня можно. Сегодня я прощаюсь, хотя она и не узнает об этом. Кидаю последний взгляд и ухожу, чтобы снова попытаться вытравить ее алкоголем и чужими прикосновениями. Это совсем не приносит ни удовлетворения, ни облегчения. Стоит закрыть глаза, я снова вижу эту изменницу и обманщицу.
Как она могла???
* * *
Пять лет в другом городе, другой стране, на другом континенте пролетели быстро. Жизнь постепенно входила в свою колею. Исчезли пьянки и загулы, учеба в одном из самых престижных университетов США была на удивление интересной и захватила меня. Новый дом, новые друзья, интересная работа. Новая, в конце концов, жизнь, в которой не было места воспоминаниям. По крайней мере, не должно было быть, да вот только они были и не куда не делись. И появлялись всякий раз абсолютно неожиданно. Это мог быть запах булочки с маком, которые мы с Никой ели как-то гуляя в парке. Или чей-то веселый заливистый смех, как у нее, вдруг окутывал тело жаркой волной и заставлял вздрагивать. Как-то на улице увидел вдалеке волну светло-русых волос и сердце на секунду сжалось, пока я не вспомнил, что ее здесь просто не может быть. За пять лет я так и не забыл ни тепло ее мягких волос, ни гладкость кожи, ни голубые, как небо, глаза, ни нежность голоса, говорившего о любви. Мы так мало времени провели вместе, но я до сих пор помню о ней все.
Оказалось, что я однолюб. Я понял это только через год, когда пробовал завязать отношения с сокурсницей. Она была красивой, сексуальной и даже очень неглупой. Джесс — мечта большинства, если не всех, моих однокурсников, но я заставлял себя ей улыбаться и терпел поцелуи и ласки. Что-то меня постоянно отталкивало, вызывало странное раздражение, и я не мог понять, что же с ней или со мной не так. Все оказалось до банального просто — она не Ника.
Ника.
Она вывернула меня наизнанку, выпотрошила, скрутила узлом. И даже находясь на другом конце планеты оставалась единоличной владелицей моих мыслей и чувств. Звучит сопливо, знаю. Но это правда, какой бы хреновой она ни была.
* * *
Два часа назад я сошел с трапа самолета и впервые за пять лет полной грудью вдохнул сладкий воздух родного города. А мысль, что она ходит по этим улицам и дышит этим воздухом, увеличивала мою радость в разы.
— Хей, бро! Как сам? — Меня в зале аэропорта встречал единственный друг, с кем я все это время поддерживал связь.
— Привет, Кабан! — было непривычно разговаривать на русском. С родителями я давно не живу и встречаюсь редко. Мне нравилось, как твердо и уверено звуки перекатывались на кончике моего языка. Такое наслаждение.