Снежные пирамиды - [27]

Шофер останавливает машину около леса. Он выходит из машины и уходит в лес. А богатая женщина лежит в машине, так и не доехав до особняка. Шофер идет вглубь леса и останавливается на поляне. Он слышит отдаленный гул. Гул надвигается. Спустя короткий промежуток времени звуки становятся более отчетливыми. Слышится барабанный бой. Затем слышится рояль. К поляне прямо из леса движется толпа людей, окруженная барабанщиками. В центре толпы находится белая лабораторная крыса размером с невысокого человека. Из кустов появляется рояль, который несут несколько строгих людей. Барабаны бьют военный марш, а за роялем сидит почему-то негр, и играет джаз. Крыса делает знак и всё замолкает. Она говорит: „Наука такова: наши враги — жирные коты и серые мышки. Жирные коты с Запада и серые мыши с Востока“. Крыса замолкает, а негр играет коротенький пассаж на рояле. Затем крыса продолжает: „У жирных котов с Запада самые лакомые куски территорий, а серые мыши с Востока установили у себя царство серости. Они хотят свою серость распространить повсюду. Но мы любим яркие цвета! Мы любим блеск золота и стали! А мыши хотят у нас это отнять!“. Крыса бешено негодует. А негр играет еще один джазовый пассаж и крыса продолжает: „Знайте, что за мышами с Востока стоят коты с Запада, которые всегда готовы воспользоваться победой мышей. Никогда мышь не будет сильнее кота — такова природа!“ — восклицает крыса и вскидывает лапу в более чем странном приветствии. А люди одобрительно кричат, хотя крыса говорит о каких-то котах и мышах.

Когда толпа затихает, шофер обнажает свое присутствие фразой: „У меня в машине красивая мертвая женщина. Идем к дороге, я вам ее покажу!“. Услышав эту фразу, крыса одобрительно кивает, а толпа, под барабанный бой и звуки рояля, начинает движение вслед за шофером к машине.

Карусель останавливается, и ребенок слезает с автомобильчика. Затем он забирается в голубой самолетик, и карусель снова начинает вертеться. И вот — он уже взрослый, молодой не старый, летит в самолете. В бомбардировщике. Он летит бомбить старинный немецкий город. Рядом с ним летят огромные, размером с его самолет крысы. Летающие крысы. Самолет подлетает к городу и начинает бомбить его, а летающие крысы начинают испражняться на город. Бомбы падают из самолета. Первым делом, первым делом самолеты, ну, а люди, а люди потом.

Первым делом, первым делом самолеты, ну а молодежь, а старики потом. Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки потом, ну а юноши потом.

Затем ребенок оказывается в другом самолете. Он летит с очень важным грузом. Пролетая над городом, он сбрасывает важный груз на город, и город проникается атомами. Наполнить многолюдный город безжизненными атомами — это называется торжеством демокритии. Город погибает под тяжестью груза. Но в центре пустого города какой-то радио-активный негр сидит за роялем, играет джаз и блюз. И поет: „Энд ай синг ту масэлф: Уат э уандэфул уорлд“.

„Э-э-э-н-н-н-д а-а-а-а-й-й-й с-с-с-и-и-и-и-н-н-н-г т-у-у м-м-а-а-а-с-э-э-э-л-л-ф: У-а-а-а-а-а-т э-э-э у-а-а-а-н-н-н-н-д-д-д-д-э-э-э-ф-ф-у-у-у-у-л у-о-о-о-р-р-л-л-л-д“, — спустя много лет поет японский робот совершенно безжизненным голосом робота.

Карусель еще к-к-к-р-р-р-у-у-у-у-т-т-и-и-и-т-т-с-с-с-я-я, но уже замедляет свой ход. Ребенок слезает с сиденья пилота и покидает карусель. Он спускается к родителям, которые манекены и которые красиво улыбаются и демонстрируют собой благополучие. 1962-й год. Мама в розовом платье и папа в нейлоновых штанах.

Э-э-э-н-н-н-д а-а-а-а-й-й-й-й с-с-с-и-и-и-и-н-н-н-г т-у-у м-м-а-а-а-с-э-э-э-л-л-ф: У-а-а-а-а-а-т э-э-э у-а-а-а-н-н-н-н-д-д-д-д-э-э-э-фул уорлд.

Суицидальная Сэлли и Джонни-Гитара

Сэлли, Джонни и Майкл сидели в баре и выпивали. Vodka текла реками по их телам. Они весело болтали. Кроме них в баре было полно других людей, которые также выпивали и болтали за своими столиками.

— А помните, как я вены себе резала? — спросила Сэлли, смеясь. — Веселуха, бляха-муха. Кровища! Джакузи потом долго отмывали.

— Ха-ха! — рассмеялся Майкл. — Джонни тогда тебя спас.

— Да я бы ее не спас, — подключился к беседе Джонни, — если бы струна не лопнула. Я сразу понял — что-то с Сэлли неладно. И вернулся на хату. А там, ёссс, Сэлли! Вены себе вскрыла. Вена на теле лопнула как струна на гитаре. Сэлли издавала такую жалобную мелодию. Это было круто, черт возьми — завораживающе!

— А помните, как я вешалась, но веревка не выдержала моего веса, хотя я была на диете?

— Да, на той веревке только вешаться! — воскликнул Джонни. — Ты бы лучше шнур от моего микрофона взяла.

— А помните, как я спрыгнула с того здания адмиралтейства? Меня потом полгода по частям собирали, — хвалилась Сэлли.

— Ох уж эта Сэлли!

— А помните, когда я хотела застрелиться? — спросила Сэлли. — А пуля в одно ухо влетела, а из другого вылетела.

— Потому что мозгов нет ни хрена, — сказал Джонни, наливая себе. — Вот и пуле не за что было зацепиться.

— А помните, как я в папиной тачке с разбегу в дерево! Хрясть! Машине — трындец! А я несколько часов с кроны не могла слезть. Боязнь высоты вдруг обрисовалась во мне.