Снежная слепота - [3]

Джино развернул стул к окну, и с лица его сползла глупая улыбка.

– Ну и дерьмо. Так и сыплет.

– Вот и отлично. Люди вряд ли будут убивать друг друга при снегопаде.

– Неужто? За последний квартал количество убийств выросло на шесть процентов.

– Потому что не было снега. Сейчас дела пойдут куда лучше. Парень, ты посмотри, как валит. – Магоцци подошел к окну и посмотрел на то непотребство, в которое снегопад превратил улицу.

Присоединившись к нему, Джино покачал головой:

– Для меня эта статистика убийств всегда была бессмыслицей. Тут что-то другое. Зима в этом штате такая, что любой станет убийцей. Скорее бы все это кончилось.

Магоцци сунул руки в карманы и ухмыльнулся:

– Предполагаю, навалит как минимум фут.

– О, черт побери, только не это.

– Прости, приятель. Похоже, зимний праздник все-таки состоится. Наконец у детей появился снег.

– Черт побери! – Благодушное настроение Джино испарилось. – Значит, один из двух дней отгула мне придется провести на ледяном холоде, катая дурацкого снеговика для глупого детского праздника. Неужели эти так называемые компьютерные мудрецы из «Манкиренч» не могут разобраться, кто, черт побери, проделывает со мной подобные шутки?

Джино вообще очень неохотно участвовал в любых благотворительных мероприятиях, которые поддерживало управление полиции с помощью какого-то анонимного спонсора, удваивавшего свой взнос на том условии, что и Джино должен принимать участие.

– По-моему, не могут.

Джино прищурился:

– Скажу, что это весьма интересно, если ты меня спросишь. У нас четыре гения, которые создали самую сложную в мире программу раскрытия преступлений, могут влезать в базу данных Управления национальной безопасности, а мозгов у них столько, что они их таскают в мешке за спиной, – и они не могут найти банк, откуда перечисляются деньги! Это плохо пахнет, и ты это понимаешь. За всем этим кроются сами же «Манкиренч». А точнее – лично мисс Грейс Макбрайд.

Магоцци усмехнулся при упоминании имени Грейс:

– Господи, да ей-то зачем этим заниматься. Ты ей нравишься.

– Черт побери, дай-ка мне подумать. Может, потому, что в прошлом мне не очень нравилось, когда вы оба пытались вступить в какие-то отношения. Она до сих пор злится.

– Грейс не злится.

– Только не рассказывай мне. Еще как злится.

К полудню землю покрывал пятидюймовый слой снега, в большинстве школ начали развозить детей по домам, а кое-кто по нетронутому снегу передвигался по боковым улицам на лыжах. К середине дня прибавилось еще четыре дюйма, ртуть в градусниках опускалась, пробки на дорогах встали намертво стараниями несчастных водителей, которые приняли неверное решение выехать с работы попозже.

К наступлению сумерек снегопад продолжал покрывать землю белой пеленой со скоростью примерно дюйм в час. Движение на улицах превратилось в полную бестолковщину, большая часть города на ночь закрылась. Томми представил себе всех идиотов, которые сидят по домам у своих каминов, попивая горячий тодди – или что там эта публика пьет, – лишая себя зрелища первого настоящего снега за сезон и вида молчаливого метрополиса, который стоял без движения.

В какой-то мере было страшновато находиться в парке, где царили пустота и безмолвие. Насколько он мог разглядеть, единственными людьми были любители кататься на санях с освещенного склона холма по другую сторону большого поля. С этого расстояния они казались разноцветными муравьями, и он еле слышал их.

За всю эту долгую бесснежную зиму город в первый раз открыл лыжные трассы; все, кроме отчаянных фанатиков, дожидаются дня и прочно проложенной лыжни, прежде чем отправляться на крутые спуски. Завтра на них будет не протолкнуться, но сегодня они принадлежат ему.

Даже самые опытные лыжники не часто пользовались высокими лесистыми трассами, особенно когда темнело, но вот поэтому Томми и любил их. Нет снующих под ногами детишек, нет медлительных стариков, которые перекрывают узкую лыжню меж высоких деревьев, ломают его ритм и заставляют притормаживать.

Работники парка проложили лыжни, когда выпали первые шесть дюймов, но с тех пор привалило еще несколько дюймов, и Томми нравилось гнать свои длинные лыжи по глубокому снегу, первым прокладывая по нему след.

Длинный лесной подъем был нелегок, и Томми впервые почувствовал напряжение в мышцах бедер и плеч, хотя стоял на лыжах не больше часа. Его ежедневные тренировки в спортзале сделали его тело упругим и сильным, но неподвижные лыжные тренажеры ни в коем случае не могли подготовить к настоящим испытаниям, какой бы уровень нагрузки ты им ни давал. Ты ни в коем случае не мог воспроизвести ухабы и рытвины неровной трассы или коварство скользких спусков, на которых тебя несло в сторону, заставляя работать совсем другие группы мышц. Может, ему удастся изобрести такие тренажеры и заработать миллион долларов.

Он остановился перевести дыхание, расслабил руки и ноги и замер на мгновение, прислушиваясь, не раздастся ли шорох лыж Тоби за спиной. Тот был где-то сзади, скорее всего, как это и бывало, боролся с лесистым подъемом. Тоби всегда был немного медлительнее, немного слабее и таращил глаза, когда сталкивался с препятствием. Лучшее, что ему выпало, – поддержка Томми в четвертом классе, когда все остальные ребята хотели выбить из него дурь просто потому, что им это было под силу. Томми дрался с его обидчиками. Тоби преклонялся перед ним, и такое положение сохранялось все эти годы. Противники становились крупнее и злее, но Томми продолжал драться за Тоби, будь это в стычках на улице, в конфликтах со старшими на работе, и это его устраивало. Ему нравилось не только быть героем, но и то преклонение, которое сопровождало его. Он считал, что не важно, где ты вступаешь в бой – на игровой площадке, на войне или на улице, – это связывает мужчин нерасторжимыми узами. Женщинам этого не понять.