Снежная королева - [34]

– Что семейное? – спрашивает Баррет.

– Шизофрения. До двадцати трех лет все с ней было в порядке. Умная, милая девочка. Все было замечательно, просто отлично. Училась на юридическом, проходила практику в Союзе защиты гражданских свобод, а туда, если вы вдруг не знаете, устроиться очень непросто. А потом она вдруг сломалась. Стала абсолютно другим человеком. Превратилась в настоящего параноика, собственной тени пугалась, несла всякую чушь про заговор корпораций, эскадроны смерти… Короче, перестала быть собой. Ей пришлось бросить университет и вернуться к родителям.

– Ее звали Сара, – говорит Эндрю.

– Да, правильно, Сара. В общем, она начала пить лекарства, и они помогли. Она не поправилась, но стала больше похожа на себя прежнюю. Но все равно не проходило ощущение, что та, настоящая Сара умерла и ее заменили манекеном.

– Вокруг полно таких манекенов, – говорит Эндрю. – Каждый день с ними сталкиваюсь.

– Ей очень не нравилось пить лекарства – а кому нравится? От них толстеешь, вечно полусонная ходишь, про секс можно забыть… И в какой-то момент, никого ни словом не предупредив, она, видимо, перестала принимать таблетки. А потом ушла. Дождалась, когда ни отца, ни мамы не было дома, и ушла.

– Ушла, – повторяет за Лиз Баррет.

– Да, пешком. Мы искали ее, но найти так и не смогли. Сначала сами бегали по всему городу, потом в полицию заявили, объявления о розыске везде расклеивали. Симпатичная двадцатитрехлетняя девушка, она была совершенно не в себе. Мало ли что могли с ней сотворить.

– Вообще девушек, это самое, насилуют, – говорит Эндрю.

– У нее были с собой какие-то деньги. Ей нравилось иметь деньги, она их просто брала у мамы из кошелька. Мы даже не знали, сколько их у нее было – вполне могло хватить на междугородний автобус. Через месяц я думала, что мама ее пропажи не переживет. В буквальном смысле, просто умрет. Сара исчезла в декабре. Даже если ее не изнасиловали и не убили, она наверняка замерзла насмерть или умерла с голоду.

Лиз умолкает, в тишине их троих обступают удлиненные острые тени.

– Я приезжала к родителям, – продолжает Лиз, – и видела, что мама может только сидеть. Молча сидеть в кресле в гостиной. Молча, как будто, не знаю… Как в приемной у врача.

– А отец что?

– Он тоже был до крайности измучен. Но оставался самим собой. Занимался домашними делами. То тут что-нибудь подчинит, то там подправит. Типа, если бы дом был в лучшем состоянии, Сара бы вернулась. Я была уверена, что, если Сара так и не объявится, отец… короче, ничего ужасного с ним не стрясется. Ему будет тяжело с этим жить, но в живых он точно останется. А вот за маму я очень опасалась.

– Боялась, что она покончит с собой?

– Нет, мне казалось, она… уйдет из жизни. Так, постепенно. Что рано или поздно она заболеет, и врачи не смогут понять, что у нее за болезнь.

– Так бывает, ага, люди болеют просто от жизни, – говорит Эндрю.

У Лиз наконец исчерпался запас терпения, она по-учительски строго посмотрела на Эндрю. Не можешь ничего умного сказать, так лучше помолчи и послушай.

– Ну а дальше? – говорит Баррет.

– А дальше… Месяцев через пять или около того она вдруг постучала в дверь. Выглядела ужасно. Весила фунтов девяносто, в голове вши, одежда явно на свалке подобрана. Но главное – вернулась. Явилась буквально из ниоткуда.

– Да, вернулась.

– Казалось, что этого не может быть. Нет, мы, конечно, надеялись, но попутно старались привыкнуть к мысли, что она… что ее больше нет в живых. И тут она вернулась.

– Где она все это время была?

– Неизвестно. Она говорила что-то про Миннеаполис, упоминала Саут-Бич. Но в Миннеаполис она собиралась переводиться незадолго до того, как бросила учебу. А в Саут-Бич ездила летом на каникулах. Толком она нам в итоге так ничего и не рассказала. Скорее всего, она сама не помнила, где была.

– Но главное – она теперь была дома.

Лиз задумчиво кивает головой, словно соглашаясь с приговором, суровым, но именно таким, какого и следовало ожидать.

– Да. Она была дома.

– И это – чудо.

– Я никогда не молилась, – говорит Лиз. – Я не верю в Бога.

– Знаю.

– Но еще несколько недель после ее возвращения я про себя благодарила каждого, кто дал Саре доллар, кто позволил переночевать в холле, кто как-нибудь ей помог. С тех пор я даю доллар всем, кто просит.

– Сара вернулась после того, как ты видела свет.

– Прошло месяца три, если не больше.

– И все же.

– Вот заладил! Да, хорошо, хронологически это случилось после того, как я здорово накурилась очень забористого гашиша и типа решила, что вижу какой-то там свет. Ты и вправду думаешь, что одно с другим связано?

– До конца не уверен. Но тут определенно есть о чем подумать.

– Послушай. Да, конечно, Сара теперь дома, она в безопасности, и это очень, очень хорошо. Но лучше-то ей не стало. Она сидит на таблетках. Она толстая, еле шевелится, почти не выходит из своей комнаты. Сидит там, целыми днями играет на приставке.

– Это лучше, чем трупом лежать в Миннеаполисе.

– И все равно, тебе не кажется, что чудо вышло так себе, паршивенькое?

– Эй, до полуночи осталось три минуты, – говорит Эндрю.

– Я не про сами чудеса думаю. Я думаю скорее про знамения.