Снежная королева - [10]

Шрифт
Интервал

* * *

Баррет вытирается. Когда он вылез из ванны, вода в ней, как это бывает обычно, из прозрачной и обжигающей стала тепловато-мутной. Почему так происходит? Откуда берется муть – частицы ли это мыла или его, Баррета, частицы – наружный слой городской копоти и отмерших клеток эпидермиса, а с ними вместе (он не может от этой мысли избавиться) некоторая толика его подлинной сути, его мелочной зависти и тщеславия, самолюбования и привычки вечно жалеть себя, – смытые мылом и теперь водоворотом уходящие в сток ванны.

Он задерживает взгляд на воде. Вода как вода. Она ничуть не изменилась наутро, после того как он увидел то, чего видеть в принципе не мог.

И почему вдруг Тайлер решил сегодня с утра поговорить о матери?

Картинка из прошлого: мать курит, развалясь на диване (он здесь, у них в Бушвике, стоит в гостиной), добродушно расслабленная после нескольких бокалов “олд фэшн” (Баррету нравится, когда мать пьет, – алкоголь подчеркивает в ее облике печать глубокого и сполна осознанного поражения, ту насмешливую беспечность, которой не бывает в ней стрезва, когда с ее слишком ясным умом просто невозможно не помнить, что грандиозные разочарования хоть и несут боль, но зато наполняют жизнь чеховской печальной возвышенностью). Баррету девять. Мать улыбается ему – в глазах у нее поблескивает пьяный огонек, – как улыбалась бы, глядя на растянувшегося у ее ног ручного леопарда.

– Ты знаешь, – говорит она, – со временем тебе придется позаботиться о старшем брате.

Баррет молчит, сидя на краешке дивана у колен ее поджатых ног, и ждет, чтобы мать объяснила, что имеет в виду. Мать затягивается, прикладывается к коктейлю, еще раз затягивается.

– Потому что, мой дорогой, – наконец продолжает она, – скажем прямо… Давай с тобой начистоту. Мы же можем быть откровенными друг с другом?

Баррет согласен. Ведь это же, наверно, страшно неправильно, если мать и ее девятилетний сын не будут полностью откровенны друг с другом?

– Твой брат красавец, самый настоящий красавец, – говорит она.

– Угу.

– А ты, – затяжка, глоток коктейля, – ты совсем другой.

Баррет смаргивает слезу подкатившего страха. Ему страшно услышать, как его сейчас определят Тайлеру в услужение, назначат маленьким толстым шутом, веселым полезным подручным старшего брата, мастера одной стрелой завалить вепря и, вполсилы ударив топором, расколоть ствол векового дерева.

– В тебе есть свое очарование, – говорит она. – Откуда оно взялось, понятия не имею. Но я знала. Сразу знала, что оно у тебя будет. Как только ты родился.

Баррет усердно моргает, чтобы не расплакаться, но ему все любопытнее и любопытнее, о чем же это она.

– С Тайлером все хотят дружить. Тайлер красивый… да. У него получается бросить мяч… закинуть его далеко-далеко и ровно туда, куда надо закидывать мяч.

– Я знаю, – говорит Баррет.

Что за странное недовольство отразилось на материнском лице? Почему она смотрит на Баррета так, как если бы поймала его на том, что он, желая угодить рамолитичной тетушке, с притворной жадностью ловит каждое ее слово, хотя история, которую рассказывает тетушка, давно знакома ему в мельчайших деталях?

– Кого боги хотят погубить… – Мать выпускает струйку табачного дыма в гущу стеклянных подвесок под куполком люстры, и та звенит, как перевернутая вниз головой тиара. Баррет не понимает: то ли ей лень закончить строчку, то ли она забыла, что там дальше[6].

– Тайлер хороший мальчик, – говорит Баррет сам не зная зачем, только потому, что ему кажется, что нельзя молчать.

– Именно это я и хочу сказать. – Мать смотрит вверх и будто бы обращается не к Баррету, а к люстре.

Скоро все до поры непонятное сложится во внятную картину. Граненые стекляшки люстры, каждая размером с кусок рафинада, потревоженные дуновением электрического вентилятора, выстреливают короткими спазмами света.

– Тебе, наверно, надо будет его поддержать. Нет, не сейчас, потом. Нынче-то у него все в ажуре, он прямо кум королю.

Кум королю. Это что, большая заслуга?

– Что я хотела тебе сказать, – продолжает она. – Ты вот запомни, о чем мы с тобой сейчас говорим. Надолго… навсегда запомни: потом, в будущем, твоему брату надо будет помочь. Ему может понадобиться помощь, про какую ты пока и знать-то не можешь… в свои-то десять лет.

– Мама, мне девять, – напоминает ей Баррет.

И вот теперь, без малого тридцать лет спустя, вполне себе дожив до будущего, о котором когда-то говорила мать, Баррет вытаскивает затычку из стока ванны. Вода начинает убывать со знакомым сосущим звуком. На дворе утро. Самое что ни на есть заурядное, если не считать…

То видение стало первым сколько-нибудь заметным событием за бог знает сколько лет, о котором Баррет не рассказал Тайлеру и о котором продолжает молчать. С самого детства у него не бывало от Тайлера секретов.

Но и ничего подобного вчерашнему с ним тоже никогда не случалось.

Нет, он все Тайлеру расскажет, но не прямо сейчас, а немного погодя. Меньше всего на свете Баррету хочется наткнуться на скепсис со стороны брата и еще меньше – смотреть, как героически Тайлер пытается ему поверить. Не хватало еще, чтобы Тайлер и за него волноваться начал, будто мало ему одной Бет, которой не становится ни лучше, ни хуже.


Еще от автора Майкл Каннингем
Дом на краю света

Роман-путешествие во времени (из 60-х в 90-е) и в пространстве (Кливленд-Нью-Йорк-Финикс-Вудсток) одного из самых одаренных писателей сегодняшней Америки, лауреата Пулицеровской премии за 1999 г. Майкла Каннингема о детстве и зрелости, отношениях между поколениями и внутри семьи, мировоззренческой бездомности и однополой любви, жизни и смерти.


Плоть и кровь

«Плоть и кровь» — один из лучших романов американца Майкла Каннингема, автора бестселлеров «Часы» и «Дом на краю света».«Плоть и кровь» — это семейная сага, история, охватывающая целый век: начинается она в 1935 году и заканчивается в 2035-м. Первое поколение — грек Константин и его жена, итальянка Мэри — изо всех сил старается занять достойное положение в американском обществе, выбиться в средний класс. Их дети — красавица Сьюзен, талантливый Билли и дикарка Зои, выпорхнув из родного гнезда, выбирают иные жизненные пути.


Часы

Майкл Каннингем (р. 1953) – американский писатель, лауреат Пулицеровской премии за 1999 год.Как устроено время? Как рождаются книги? Как сцеплены между собой авторские слова-сны? Как влияют события (разнесенные во времени и пространстве) на слова, а слова – на события? Судьба Вирджинии Вулф и ее «Миссис Дэллоуэй». Англия 20-х и Америка 90-х. Патриархальный Ричмонд, послевоенный Лос-Анджелес и сверхсовременный Нью-Йорк. Любовь, смерть, творчество. Обо всем этом и о многом другом в новом романе Майкла Каннингема «Часы» (Пулицеровская премия за 1999 г.).


Избранные дни

Майкл Каннингем, один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. «Избранные дни» — его четвертый роман. В издательстве «Иностранка» вышли дебютный «Дом на краю света» и бестселлер «Часы». Именно за «Часы» — лучший американский роман 1998 года — автор удостоен Пулицеровской премии, а фильм, снятый по этой книге британским кинорежиссером Стивеном Долдри с Николь Кидман, Джулианной Мур и Мерил Стрип в главных ролях, получил «Оскар» и обошел киноэкраны всего мира.Роман «Избранные дни» — повествование удивительной силы.


Начинается ночь

Майкл Каннингем — один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. В последнем романе "Начинается ночь" (By Night fall, 2010) главный герой — Питер Харрис, владелец художественной галереи, отчаявшийся найти настоящую красоту в современном искусстве, где господствует китч. Его привычная жизнь с постоянными проблемами (работа, непростые отношения с дочерью, "кризис среднего возраста" и т. д.) неожиданно взрывается с приездом Миззи, младшего брата его жены.


Дикий лебедь и другие сказки

В сказках Майкла Каннингема речь идет о том, что во всем нам известных сказках забыли упомянуть или нарочно обошли молчанием. Что было после того, как чары рассеялись? Какова судьба принца, с которого проклятье снято, но не полностью? Как нужно загадывать желания, чтобы исполнение их не принесло горя? Каннингем – блистательный рассказчик, он умеет увлечь читателя и разбудить фантазию. Но будьте осторожны – это опасное приключение.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.