Снеговик - [118]

— Черт бы побрал ваше хладнокровие, Христиан! У меня так и чешутся руки пустить его вскачь!

— Что ж, тогда попробуем!

— Да неужели я, человек благоразумный, способен загнать любимого коня только ради того, чтобы обскакать этих юнцов? Нелепо, правда, Христиан?

— Нелепо, если вам это кажется нелепым; в подобных забавах все зависит от того, насколько они опьяняют.

— Вперед! — воскликнул Гёфле. — Противиться опьянению — значит быть благоразумным, сиречь глупцом! Вперед, добрый мой Локи, вперед!

— Стойте! — закричал Христиан, выскакивая из саней. — Надо снять с него попону, иначе он задохнется!

— Верно, Христиан, верно! Спасибо, друг мой, только скорей, скорей! Все уже готовы!

Едва адвокат произнес эти слова, как с оглушительным треском вспыхнул фейерверк, запущенный с другого островка, позади ледяного поля. Этот сигнал к началу состязания подстегнул тяжело дышавших лошадей.

— Вперед, вперед! — крикнул Христиан Гёфле, придержавшему коня, чтобы его спутник успел вскочить в сани. — Ну, вперед же! Вы теряете время!

Он хлестнул Локи, тот рванулся и вихрем понесся по льду, а Христиан остался на месте с попоной в руках, глядя вслед адвокату и его верному коню. Но недолго он пребывал в задумчивости. Вскоре ему пришлось отойти в сторону, чтоб не попасть под копыта лошадей, не принимавших участия в гонках, но разгоряченных примером других скакунов и громом фейерверка.

Внезапно с Христианом поравнялись голубые с серебром сани, и он тотчас же узнал их — они принадлежали Маргарите. Кузов, расширенный кверху, напоминал карету времен Людовика XV, поставленную, или, лучше сказать, опущенную на полозья, и поэтому Христиан мог ненароком заглянуть в окошко, разукрашенное морозным узором. Он, впрочем, не надеялся увидеть в карете Маргариту, ибо полагал, что она находится с остальными на скалистых подмостках; но, к счастью, он все же бросил туда взгляд.

Маргарита, отговорившись нездоровьем, не надела ни маски, ни маскарадного костюма и теперь сидела одна в санях, глядя в окошко. Кучер поставил сани поодаль от других, так, чтоб Маргарита могла видеть всех участников состязания, а это дало возможность Христиану, в свою очередь, увидеть Маргариту и стать вплотную к ее саням незаметно для остальных гостей, занятых увлекательным зрелищем гонок.

Он ни за что не осмелился бы заговорить с ней и даже старался держаться так, будто очутился здесь невзначай, но она внезапно опустила оконное стекло и обратилась к нему, приняв его за одного из слуг, оттого что он все еще держал в руках попону.

— Скажите, друг мой, — промолвила она вполголоса, но очень просто. — Тот человек в черной маске… точь-в-точь такой, как ваша… он только что был здесь, а сейчас мчится с остальными… Это ведь ваш хозяин? Это Христиан Вальдо, не правда ли?

— Нет, мадемуазель, — ответил Христиан по-французски, не меняя на сей раз ни голоса, ни интонации. — Христиан Вальдо — это я.

— Ах, боже мой, вы шутите! — ответила девушка, еле сдерживая радость, но еще более понизив голос, так как собеседник подошел вплотную к окошку. — Это вы, господин Христиан Гёфле! Что вас побудило играть нынче такую роль?

— Быть может, желание остаться здесь, не ставя дядюшку в неловкое положение, — ответил он.

— Значит, вам все же хотелось остаться? — проговорила она с таким выражением, что сердце Христиана учащенно забилось. Он не смог заставить себя ответить отрицательно, на это у него не хватило сил; но он почувствовал, что пора кончать игру, опасную скорее для него, нежели для юной графини, и, охваченный непреодолимым желанием быть с ней честным, поспешил сказать:

— Я хотел остаться, чтобы вывести вас из заблуждения, я не то, что вы думаете. Я уже говорил вам — я Христиан Вальдо.

— Не понимаю, — молвила она. — Вы однажды уже подшутили надо мной, разве этого не достаточно? Почему вы снова хотите играть какую-то роль? Неужели вы думаете, что я не узнала ваш голос, когда вы так умно говорили за марионеток Христиана Вальдо? Я ведь сразу заметила, что ума-то у вас побольше, чем у него.

— Как это понимать? — изумленно спросил Христиан. — Чей же голос, по вашему мнению, вы слышали сегодня вечером?

— И ваш и его. Я уверена, что слышала два голоса, а может быть, и три… Ваш, и этого Вальдо, и его слуги.

— Клянусь вам, нас было только двое.

— Пусть так, не все ли равно! Говорю вам, я узнала ваш голос, тут уж вы меня не обманете…

— Хорошо, не отрицаю, это был действительно мой голос; но я должен сказать…

— Слушайте, слушайте! — вскричала Маргарита. — Вот, называют имя победителя состязания. По-моему, это Христиан Вальдо. Да, да, теперь я уверена, я отчетливо слышу это имя! Да вон и он сам, в маске, стоит на маленьких черных санях. Это он, настоящий, а вы всего-навсего самозванный Вальдо! Но все же, господин Гёфле, ему еще многому надо у вас поучиться. Ведь все лучшее, что было в пьесе написано и сказано, вся роль Алонсо — это сделали вы! Ну-ка попробуйте под честным словом сказать, что я ошиблась!

— Что касается роли Алонсо, вы правы…

— Вы завтра опять будете играть, господин Гёфле?

— Конечно!

— Очень любезно с вашей стороны. Благодарю вас заранее; но больше никто об этом знать не будет, правда? Смотрите хорошенько спрячьтесь там, в Стольборге. Впрочем, я с удовольствием вижу, что вы осторожны и ловко умеете носить чужое платье! Кто вас узнает в таком наряде? Уходите скорее! Вот уже все садятся в сани, чтоб ехать к хогару и там чествовать победителя. И, конечно же, моя тетушка… Нет, она села в сани русского посла… Бросила меня одну! Понимаете, господин Христиан, ни одна мать так бы не поступила! Но молодая и красивая тетушка — это, конечно, не мать… Постойте-ка! Она, наверно, пошлет сюда господина Стангстадиуса, чтобы я не слишком скучала!