Снегири - [20]

Библиотека оказалась большим и очень красивым белым зданием, совершенно не похожим на наш дом. Мама, не выпуская наших рук, решительно вошла внутрь и устремилась вверх по лестнице. Мы едва за ней успевали. Наконец мама остановилась около какой-то штуки, похожей на прилавок магазина, и тихо обратилась к кому-то. В библиотеке вообще было очень тихо. Сгорбленные люди, обложенные книгами, сидели за столами и что-то писали. Я на всякий случай спряталась за маму, а Мелкий, тоже на всякий случай, за меня. Мама продолжала тихо говорить. И тут мы услышали голос. Такого голоса мы не слышали никогда. Он был скрипучий, громкий и, хотя и произносил вполне понятные слова, казалось, не принадлежал человеку. Заинтересованные, мы осторожно выглянули из-за мамы.

То, что мы увидели, повергло нас в совершенный восторг. За прилавком стоял настоящий тролль. Вернее, троллиха. Мы сразу ее узнали, потому что неоднократно видели ее изображения в одной из наших книг. Это были скандинавские сказки с иллюстрациями Бауэра, которые мама привезла из какой-то командировки. Она была точно как на картинках – маленькая, облаченная в тряпки грязно-коричневого цвета, с морщинистыми руками, огромным, украшенным бородавкой носом, а кончики ее ушей были покрыты волосами. Мы не могли оторвать от нее глаз, а Мелкий даже слегка приоткрыл рот. Мама, уловив наше пристальное внимание и почувствовав неладное, попыталась незаметно вернуть нас на прежнее место – за свою спину, но ей это не удалось. Между тем троллиха, не замечая нас, продолжала говорить. И смысл ее слов стал постепенно доходить до нас.

– Татьяна, таких грязных и небрежно заполненных формуляров я не видела уже давно! Взрослая женщина, специалист, а так и не научились аккуратно писать! Не понимаю, как так можно!

Троллиха достала бумажки, которые, должно быть, и были формулярами, положила их перед мамой и тыкала в них узловатым пальцем:

– Что это за грязь? Как я должна понять, что здесь написано «словообразование»?

Мама смущенно молчала. В этот момент троллиха, негодуя, перевесилась через бортик – и обратила на нас внимание.

– Ваши дети? – не меняя интонации, спросила она маму. – И тоже грязные и неаккуратные!

Из ее слов было ясно: между нами и неведомыми формулярами существовала какая-то причинно-следственная связь, и эта связь, по-видимому, состояла в том, что все, к чему имеет отношение наша мама, обладает одним общим признаком – грязью. Троллиха действовала, как и положено троллихе, – она обижала маму, причем совершенно незаслуженно, потому что мы далеко не всегда были грязными, а что такое формуляры, не знали вообще.

И тут произошло то, что должно было произойти. Мелкий крепко сжал мою руку и смело вышел из-за меня и мамы. Скандинавские сказки он знал почти наизусть, а там ясно было написано, что нужно делать в таких случаях. Мама нуждалась в защите. Посмотрев прямо в глаза троллихе, он негромко, но четко сказал:

– Противная!

– Женя! – охнула мама.

– Что?! – спросила троллиха.

Мелкий, посмотрев на маму, покраснел. Он сразу понял, в чем была его ошибка. Вдвойне обидно было то, что такие ошибки он допускал редко.

– Извините, – смущенно продолжил он. – Я хотел сказать, вы – противная.

Мелкий был очень вежливым мальчиком. Кажется, в первый раз в жизни он забыл, что к взрослым, вне зависимости оттого, к какому роду существ они принадлежали, следовало обращаться на «вы».

Потрясенная троллиха молчала, а мама, что-то пробормотав, потащила нас к выходу. Миновав лестницу, мы выбежали на улицу. И тут мама, обернувшись к Мелкому, подхватила его на руки и закружилась с ним по асфальту, не обращая никакого внимания на лужи.

– Женька, чудовище, – смеялась она, – ты хоть сам понимаешь, что ты сделал? Ты научился выговаривать «р»! Давайте скажем что-нибудь еще на «р»!

– Рыцарь! – сказала я.

– Радость моя! – сказала мама.

И Мелкий, для уверенности ухвативший маму за волосы обеими руками, тихо, но твердо сказал:

– Ура!

Тимур

Пойти в библиотеку меня могло подвигнуть только сильное чувство. Сначала я даже подумала, что это любовь. Но, поразмыслив, пришла к выводу, что нет. Первый раз любовь настигла меня в возрасте пяти лет. Я влюбилась сразу, и чувство мое крепло с каждым днем. Вернее, с каждым вечером, потому что именно по вечерам мама читала нам «Калевалу».

Вяйнемейнен завладел моим сердцем мгновенно – он был мудрым, спокойным и добрым. И главное, он мог песней создавать миры. Когда мама читала, как Айно отвергла его любовь, я рыдала. Как могла она, глупая, так поступить с ним? Когда я пережила это горе, то поняла, что такое развитие событий было знаком: именно мне было предназначено полюбить его. Вопрос о том, как наша любовь должна была осуществиться, меня не занимал. Это должно было произойти в другой, взрослой жизни. В той жизни я должна была стать брюнеткой, как мама, красить ногти и курить, как бабушка, и обыграть дедушку в шахматы. Пока же следовало ждать и жить жизнью реальной.

Когда мне исполнилось семь, я начала понимать, что все не так просто, как мне казалось. Мои чувства не изменились, но я стала реалисткой: Вяйнемейнен был богом, а я просто девочкой. Из этого факта следовало многое, и это многое нужно было тщательно обдумать. Думала я медленно, но это меня не расстраивало – до момента, когда я стану взрослой, по-прежнему была вечность. Времени у меня было достаточно.