Снега - [48]
Д ы б и н. Опять шумишь? Дай же, адъютант, людям к тишине привыкнуть…
Вдруг врываются звуки духового оркестра, шум, возгласы толпы.
А д ъ ю т а н т (жест в сторону города). Все равно — там, товарищ командующий…
Д ы б и н. Так это — там. Чтобы эту музыку услышать, мы шесть месяцев бились. Пусть шумят, радуются наши орлы. Эх, был бы у меня сейчас дворец, накрыл бы я столы и сказал…
Л а в р о в. А вот сейчас на митинге и скажете…
Д ы б и н. Что ты, Николай Иванович. Не смогу. Где слова подходящие взять?
Появляются г о р о ж а н е. Они тянут салазки с домашним скарбом.
Г а л ч и х а. Да ты ногами-то быстрей перебирай! Шевелись, говорю, Петенька. Последними выезжали и опять через тебя в хвосте плетемся.
М у ж Г а л ч и х и. Кричи, кричи шибче. Я сегодня на тебя — добрый.
Л а в р о в. Молодцы! Барахлишко — на салазки, тонут по пояс в снегу, а идут, возвращаются… Хоть и мертвые камни, а родные, зовут…
Д ы б и н. Куры откуда-то взялись… Петухи поют. Вчера дохлой кошки нельзя было найти, а сегодня петухи.
Вбегает В и т ь к а.
В и т ь к а. Афанасий Павлович, скорее, на киноаппарат нас будут снимать!
К у д р о в. В присутствии старших по званию ты, Витька, должен обращаться ко мне по всей форме.
В и т ь к а. Опоздаем ведь.
Д ы б и н. Не опоздаем, сынку! День только начинается. Солнца сколько! Февраль… весной пахнет.
Из-за обрыва появляются п л е н н ы е н е м е ц к и е с о л д а т ы.
К у д р о в. Вот они — фрицы. (Немцам.) Не оглядывайся, не оглядывайся, твоих тут нет, не признаешь.
Д ы б и н. Что же ты, товарищ Кудров, столько фашистов упустил? Это ведь твои все, а?
К у д р о в. Которые мои, те больше не ходят, товарищ командующий.
Д ы б и н. Сколько ты гитлеровцев здесь уложил?
К у д р о в. Сто девяносто штук.
Д ы б и н. До двухсот не догнал.
К у д р о в. Фрицев примемся догонять, и я свой счет до положенного числа догоню.
Дыбин, Лавров, Климов и Кудров поднимаются на обрыв. Проходят б о й ц ы.
Д ы б и н. Орлы-сталинградцы! Фашисты отброшены от Волги. И не удержаться им за Доном, за Днепром. Не удержаться на нашей земле! Бейте врага по-волжски, по-русски, гоните его на запад, гоните до тех пор, пока не станет свободной вся наша Советская страна!
Крики «ура». Музыка.
З а н а в е с
1942—1944
ТЯЖЕЛОЕ РАНЕНИЕ
Драма в четырех действиях
К о л е с н и к о в — подполковник, 36 лет.
Е л е н а — его жена, 30 лет.
М а р и я — сестра Елены, 20 лет.
И в а н о в н а — мать Елены и Марии, 60 лет.
А н д р е й — директор леспромхоза, майор запаса, 40 лет.
И в а н Ф е д о р о в и ч — инженер, 52 года.
З и н а — его жена, 30 лет.
В л а д и с л а в — старший лейтенант, 24 года.
Н и к и т а — лейтенант, бывший танкист, 35 лет.
М а к с и м Т р о ш к и н — сержант, инвалид войны, 30 лет.
Т е т я Н а с т я — бригадир лесорубов, 40—45 лет.
Л у ш а — жена Трошкина, 30 лет.
Д е д Н а з а р — сторож, 75 лет.
Д е в у ш к и, ж е н щ и н ы — работницы леспромхоза.
Время действия — весна 1945 года.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Дом с террасой, к нему вплотную подступает могучий лес, одетый в молодую, только что народившуюся листву. Кажется, будто накинули на лес нежно-зеленую кисею. С террасы в дом ведут две двери. Бо́льшую часть сцены занимает комната Елены. Скромная обстановка. Дверь в смежную комнату, окно. За стареньким пианино сидит М а р и я, сочиняет какую-то мелодию — не получается. Оборвав игру, Мария подходит к окну, распахивает его и смотрит на лес, словно ожидая от него помощи. Возвращается и снова играет.
К дому подходит З и н а с чемоданом в руках. Останавливается, слушает музыку. Вздохнув, поднимается по ступенькам. В нерешительности останавливается у двери, ведущей в другую часть дома. Поставив чемодан, робко стучит. Никто не отвечает. Осторожно открыв дверь, скрывается в доме.
На террасу выходит Мария.
М а р и я. Кто это приехал? Зина? (Скрывается за дверью, в которую только что вошла Зина.)
Слышны восклицания, обычные при встречах. На террасу возвращаются М а р и я и З и н а. Они проходят в комнату Елены.
З и н а (в ее чрезмерной беспечности чувствуется искусственность). …Заезжала в Москву. Пять суток пролетели, как одна минута. (Обернулась.) Девочка моя! Сколько там народу! Сколько изящных женщин! О небесные создания! Как много отняла у них война! (Вздохнула.) Словом, Маруся, жизнь живет! Вот и все. Ей нет дела до того, что ты молода и неопытна. Однажды она найдет тебя, выведет за ручку на свет божий, и тогда у девочки закружится голова от всего прекрасного, что есть на земле. А?
М а р и я. А меня не надо выводить — я сама.
З и н а. О! Я слышала звуки пианино, когда подходила к дому. Как твоя консерватория? Сочиняешь что-нибудь? Симфонию, кантату, прелюдию?
М а р и я (укоризненно и холодно). Тебя Иван Федорович так любит, а ты…
З и н а (резко, как крик). А меня заставляет война… (И вдруг заискивающе.) Не встречай меня так враждебно, девочка. (Вздохнула.) Ты же видишь — я опять пожалела его, вернулась… (Пытается загладить свою обнаженную откровенность.) А у вас хорошо. (С жадностью вдыхает лесной воздух.) Вот всегда так. Где вспыхивает желание любить, там нет этого таинственного леса. Где есть этот дурманящий запах сосны — там тоска.