Снег в сентябре - [6]

И увидал, как на страду —

По всем колдобинам России,

С холстом и кистью не в ладу,

Идут внебрачноприжитые.

И, маясь дивною судьбой,

Находят лад, и знаменито

Всей неприкаянной гурьбой

Грехи отмаливают чьи-то.

Пусть в нас иной, несхожий пыл

Великой волею заронен,

Нам надо помнить, как он был,

Художник русский, узаконен.

1964

Звезда полей

«Звезда полей, звезда полей над отчим домом

И матери моей печальная рука…» —

Осколок песни той вчера за тихим Доном

Из чуждых уст настиг меня издалека.

И воцарился мир, забвенью не подвластный.

И воцарилась даль — во славу ржи и льна…

Нам не нужны слова в любви настолько ясной,

Что ясно только то, что жизнь у нас одна.

Звезда полей, звезда! Как искорка на сини!

Она зайдет! Тогда зайти звезде моей.

Мне нужен черный хлеб, как белый снег

пустыне,

Мне нужен белый хлеб для женщины твоей.

Подруга, мать, земля, ты тленью не подвластна.

Не плачь, что я молчу: взрастила, так прости.

Нам не нужны слова, когда настолько ясно

Все, что друг другу мы должны произнести.

1963

«Время пройдет. Охладеет…»

Время пройдет. Охладеет

Имя мое для тебя.

Буду я спать, не вставая,

Не лепеча, не грубя.

Но и забыв о колоде,

Легшей на прах моих мук,

Чье-то заслышав «Володя!»,

Как ты оглянешься вдруг…

1962

«Вдали от всех парнасов…»

Ю. Алешковскому

Вдали от всех парнасов,

От мелочных сует

Со мной опять Некрасов

И Афанасий Фет.

Они со мной ночуют

В моем селе глухом.

Они меня врачуют

Классическим стихом.

Звучат, гоня химеры

Пустого баловства,

Прозрачные размеры,

Обычные слова.

И хорошо мне… В долах

Летит морозный пух.

Высокий лунный холод

Захватывает дух.

«…Я грустно думаю порой…»

…Я грустно думаю порой,

Что этот вот, и тот, и третий

На людях держатся игрой

Улыбок, поз и междометий.

Я часто думаю о том.

Одним из них обеспокоен:

Ну не со мной — придя в свой дом,

Наедине с собой, какой он?

Вот так же лихо норовит

Он чем-то поразить себя же?

И так же принимает вид

И делает глаза? И даже

Не перед зеркалом, а так,

Актерство все — чего там ради! —

Не отпускает ни на шаг

И держится, как на эстраде?

Я думаю: когда в кольцо

Он попадает к неудачам,

Какое у него лицо,

Иль он его в ладони прячет?

Иль, собираясь к людям, впредь

Он все одну решает думу:

Какое бы лицо надеть,

Чтобы и к месту, и к костюму?

Чтоб тем, каким задумал, слыть,

Чтоб правда в лоб не угодила?

Я сам таким пытался быть,

Да только плохо выходило.

1963

Ночные бабочки

Я жил в горах. Легко и гордо.

Но по ночам, как злая новь,

Мне перехватывала горло

Моя старинная любовь.

Она депешею влетала

В мой дом, не трогая дверей,

Ночною бабочкой витала

Над желтой лампочкой моей.

Я уходил. И под ветвями,

Как будто мальчик во хмелю,

Перед садами и плодами

Винился в том, что я — люблю.

Что я — опять! — забыл о деле,

А надо мной, полонены,

Ночные бабочки хотели

Достичь мучительной луны.

Я бормотал свои тирады,

Не поднимая головы,

Но иронически цикады

На них свистели из травы.

Они одни мне отвечали,

Смеясь на тысячи ладов.

А виноградники молчали,

Уже грузнея от плодов.

А на горе желтела точка

И вспять звала меня, к крыльцу,

Где в стекла рамы билась строчка,

Роняя с крылышек пыльцу.

Тогда-то, это все изведав,

Давно, средь этих же долин,

Живой склонялся Грибоедов

Над бедным правнуком своим.

Он ничему не удивлялся.

Он просто веровал и знал.

И белый дух над ним склонялся,

И лик ронял, и горько звал.

Зачем смеяться над любовью!

Мы не годимся в свистуны.

Мы чистой завистью и кровью

Не суесловью преданы.

Я шел домой сквозь шорох ночи.

Там — разбирал свои листы.

И южных звезд смотрели очи

В мое окно. Совсем как ты.

И если что-то мне мешало,

Так только то, что за стеной

Пора осенняя шуршала,

Да мышь летучая летала,

В окно влетала. И витала,

Как тень, за бабочкой ночной.

1963

Первый иней

Деревья черные стояли

На желтом дерне и листве.

Их ветки черные торчали

В пустой и голой синеве.

Деревья черные качались,

Как только воздух наплывал.

А птицы белые бросались

Вверх, точно в тянущий провал.

Я утром вышел в этот сад.

Он, весь заросший белым мохом,

Просил, чтоб даже легким

   вздохом

Я не нарушил тишь оград

И взлетов серых воробьят.

Ни тропки нет. А я и рад

Тому, что все, как в белой шали,

Там, где лишь день тому назад

Деревья черными стояли.

Забыв про хлынувшую стужу,

Белеет сад, едва дыша,

Как будто явлена наружу

Деревьев чистая душа.

1965

«Время тянется, катится, мчится…»

Время тянется, катится, мчится.

Штемпелюет. И ставит печать…

Надо письма читать научиться,

Научиться на них отвечать.

Не пора ли! Затеряна в росах,

В бездорожьях печаль затая,

Я ведь знаю, в каких ты вопросах

Бьешься там, незадача моя.

И рука моя сызнова метит

За тетрадью другую тетрадь.

Кто напишет тебе, кто ответит,

Если я перестану писать!

1966

«Хотел бы я долгие годы…»

Хотел бы я долгие годы

На родине милой прожить,

Любить ее светлые воды

И темные воды любить.

И степи, и всходы посева,

И лес, и наплывы в крови

Ее соловьиного гнева,

Ее журавлиной любви.

Но, видно, во мне и железо

Сидит, как осколок в коре,

Коль, детище нежного леса,

Я льну и к Магнитной горе.

Хочу я любовью неустной

Служить им до крайнего дня,

Как звездам, как девочке русой,

Которая возле меня.

1963

II

На станции

Густым гудком ночной покой затронут.

Скрипит фонарь, и желтое пятно

Скользит по мокрым камешкам перрона,

Не виданного кем-то так давно.