Смысловые функции определений в рассказе А.П. Чехова «Хамелеон» - [4]

Шрифт
Интервал

полностью потерял и сочувствие, и элементарное уважение к себе со стороны Очумелова. Последний уже и по фамилии его не называет, а использует указательное местоимение этого, употребленное в данном контексте в роли имени существительного (дополнения). Слово этот в обозначении присутствующего при разговоре о нем лица получает контекстно обусловленный смысл «один из ряда себе подобных, многих; лицо, незначительное настолько, что уже неважно, кто именно из этого ряда». Такой смысл выражает бесцеремонное пренебрежение к обозначенному таким способом лицу, не заслуживающему индивидуализации личности. На фоне генерала Жигалова и его братца Владимира Ивановича золотых дел мастер Хрюкин для Очумелова стал ничтожной личностью, его и называть-то конкретно он уже не счел нужным. Но ведь Хрюкин — это, во-первых, не простой рабочий, он специалист, он мастер, а во-вторых, работа у него тонкая, требует вкуса и других хороших качеств профессионала — он ювелир и изготавливает не дешевый массовый товар широкого потребления, он создает или исправляет, ремонтирует украшения из золота, то есть дорогие («работа у меня мелкая», — говорит Хрюкин. Очевидно, он имел в виду, что это работа с мелким предметом, штучная, утонченная). Человеком этот мастер должен быть важным, однако большого уважения к себе он не вызвал не только у Очумелова, но и у наблюдателя-рассказчика. Ведь достойной фамилией писатель этого мастера-ювелира не наделил. Может быть, потому, что при встрече с собакой Хрюкин цигаркой ей в харю для смеха? Человек из толпы охарактеризовал этого мастера так: вздорный человек, ваше благородие! (Вздорный — склонный к ссорам, сварливый; человек неосновательный, неавторитетный для людей (MAC). Может быть, Хрюкин и действительно так развлекался с собакой. Автор рассказа как посторонний наблюдатель, свидетель событий, сообщает читателю только то, что сам видит и слышит. Сюжета с цигаркой он не видел, потому и не подтверждает его, и не опровергает. Возможно, писатель фамилией персонажа подсказывает нам, что Хрюкин мог так потешаться над собачкой. Иначе почему у него фамилия такая — Хрюкин? У генерала вот нормальная фамилия, благозвучная (Жигалов), у владельца дровяного склада, купца, тоже нормальная фамилия — Пичугин, да и называет его Хрюкин по имени и отчеству — Митрий Митрич (то есть Дмитрий Дмитриевич). Эти господа даже не присутствуют при происходящем, но названы автором рассказа не смешными и не говорящими именами и фамилиями. Важно и то, что по окончании события толпа хохочет над Хрюкиным, сообщает нам рассказчик-наблюдатель. Только над одним Хрюкиным и больше ни над кем. А ведь люди из толпы могли знать, что за человек этот Хрюкин. Сочувствующих ему людей в толпе не нашлось.

Для подтверждения нашего предположения о том, что Хрюкин нарочно спровоцировал собаку на агрессивную защиту, обратимся к моменту первого появления Хрюкина на публике: На полупьяном лице его как бы написано: «Ужо я сорву с тебя, шельма!», да и самый палец имеет вид знамения победы. Определение в словосочетании на полупьяном лице и демонстрация победы над собакой (которую он, кстати, поймал предусмотрительно: падает на землю и хватает собаку за задние лапы — свидетельства в пользу того, что Хрюкин планировал-таки сорвать, то есть получить компенсацию за собачий укус на основе тех самых постановлений властей города, о которых говорит Очумелов. Так что этот полупьяный, вздорный человек и не заслуживает другой фамилии, несмотря на профессию, — он Хрюкин.

Узнав точно, чья перед ним собака, Очумелов уже и к самой собаке обращается в ласково-игровой манере: «Ну, чего дрожишь? Ррр… Рр… Сердится, шельма… цуцик этакий…». Слово шельма в данном контексте употреблено как выражение одобрения и восхищения собакой в значении «ловкий, хитрый, плутоватый»; цуцик — просторечное слово со значением «щенок, небольшая собачка» (MAC). Определительное (в данном контексте оно употреблено как определительное) местоимение этакий, передает в разговорной речи общую положительную оценку, чувство умиления, удивления и восхищения.

Определение ихний, выраженное просторечным местоимением в реплике генеральского повара Наш не охотник до борзых. Брат ихний охоч… и в восклицании Очумелова Да разве братец ихний приехали? интересно своей формой множественного числа, хотя характеризует одного человека, то есть употребляется вместо слова его. Множественным числом выражаются значения подобострастия, раболепия, подчеркивается более высокое положение лица, о котором говорят, в сравнении с положением говорящего. В реплике повара это закономерно: употребление по отношению к господам притяжательного местоимения во множественном числе (на месте единственного числа) было нормой для прислуги. Но в реплике полицейского надзирателя слово ихний наполнилось именно таким оттенком смысла — усиленное подобострастие.

Хрюкин говорит о присутствующем при разговоре полицейском надзирателе: «Их благородие умный господин и понимают, ежели кто врет, а кто по совести, как перед богом» — та же форма множественного числа у местоимения


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.