Смятение чувств - [9]

Но тут прозвучал телефонный звонок, мгновенно вернувший Элену к реальности.

— Это звонит твой мобильный, — сказала она Эду и засмеялась, увидев, что он по-прежнему держит в руке ту злополучную рубашку. — Ты поговори пока, а я пойду в ванную, постираю.

Звонок был от Алмы. Она все же не удержалась, пошла на поводу у своего беспокойства.

— Эдуарду, мы все тебя ждем, а ты куда-то исчез. Сегодня ведь Рождество, имей совесть!

По ее тону Эду понял, что Алма находится в крайней степени раздражения, и ответил кратко:

— Скоро буду!

— Ты где? — внезапно дрогнувшим голосом спросила она.

— У Элены.

— Я так и думала, — глупо произнесла Алма и добавила после небольшой паузы: — Ладно, передай ей мои поздравления и приезжай, пожалуйста, домой поскорее.

Последние слова дались ей особенно трудно, Эду даже пожалел ее. Но он и представить не мог, какая буря кипела в душе Алмы.

— Эду пропал, погиб! — сказала она Глории. — Эта женщина его околдовала. Вот тебе телефон, Глория, позвони ей под любым предлогом и выясни адрес, домашний и служебный.

— Неужели ты будешь за ней шпионить? — изумилась Глория.

— Нет, конечно, — ответила Алма. — Но мне нужно знать ее адрес! На всякий случай.

Звонок Алмы сумел разрушить ту атмосферу легкости и беспечности, которая установилась между Эленой и Эду.

— Все, надевай рубашку и беги. Я просушила ее утюгом, — сказала Элена строго. — Не надо омрачать тете Рождество.

— Я все эти дни только о тебе и думал! — совершенно невпопад ответил Эду.

— А я о тебе не думала! — пресекла эту вольность Элена. — Давай не будем портить наши дружеские отношения.

— Давай! — охотно согласился он, пытаясь вернуться к прежнему шутливому тону. — Мы будем дружить, как девочка и мальчик!

Элена невольно улыбнулась, и Эду воспрянул духом, но ему помешал телефонный звонок Камилы. После разговора с дочерью Элена снова стала похожа на себя прежнюю — ту, которая не хотела впускать Эду в квартиру и разговаривала с ним через порог.

Увидев, что он до сих пор еще не одет, она рассердилась:

— Ты намерен идти домой без рубашки?

— Жарко! — попробовал дурачиться Эду, но на сей раз этот номер у него не прошел, Элена сумела сохранить серьезность.

— Ты играешь с огнем, — произнесла она предостерегающе. — Буду откровенна: если я дам себе волю, то уже не остановлюсь. Но интуиция подсказывает мне, что делать этого не следует! Надо быть благоразумной. Иди, пожалуйста, домой, пока рождественская ночь еще не кончилась.

Эду послушно надел рубашку и направился к двери. Но когда он попытался повернуть ручку замка, Элена воскликнула:

— Не открывай! Это плохая примета: не вернешься!

— А ты хочешь, чтобы я вернулся? — спросил он с робкой надеждой.

— Я ничего не хочу, — ушла она от прямого ответа. — Не начинай все сначала. До свидания!

Несмотря на то что Элена не позволила Эду остаться у нее до утра, он не чувствовал себя отвергнутым. Наоборот, в него вселилась уверенность, он знал теперь, что небезразличен Элене, что она всего лишь борется со своими чувствами, помня о той проклятой разнице в возрасте, которая пока еще стоит между ними, но которую можно, можно преодолеть!

Домой он вернулся в самом радужном настроении. Блаженная улыбка играла на его лице, глаза искрились счастьем. Едва взглянув на него, Алма все поняла:

— Я вижу, твой роман развивается бешеными темпами! Странно, что эта сеньора тебя вообще сегодня отпустила.

— Не смей говорить о ней в таком оскорбительном тоне! — мгновенно вскипел Эду. — Ты видела Элену всего один раз и абсолютно ее не знаешь.

— Мне известно главное: она старше меня на четыре года, не говоря уже о тебе!

— Господи, сколько можно это повторять? — схватился за голову Эду. — Пойми, оттого что ты будешь бесконечно твердить: «Возраст, возраст, возраст» — Элена не станет моложе, а я не стану старше.

— Да, это препятствие, которое нельзя ничем устранить, — подхватила Алма и тут же услышала от Эду:

— А для меня это вообще не препятствие! Возраст — понятие относительное. Если хочешь знать, Элена моложе нас с тобой, вместе взятых! Рядом с ней я чувствую себя зрелым мужчиной, а ты, наоборот, давишь на меня изо всех сил, пытаешься втиснуть меня в детские одежки, которые больно врезаются в мое тело, не дают возможности дышать.

От такого заявления Алма пришла в ужас. По всему выходило, что она допустила какую-то серьезную ошибку в воспитании Эду и сама же толкнула его в объятия Элены. Возможно, была с ним излишне строгой? Или, напротив, чересчур избаловала мальчика, потакая ему во всем, исполняя любую его прихоть? Какую бы игрушку Эду ни захотел — пожалуйста, получай! И вдруг произошла осечка. Тетя Алма не разрешает любимому племяннику позабавиться с очередной игрушкой, говорит: «Она для тебя слишком стара, и главное — небезопасна». Конечно, это вызывает в нем бурю протеста! Но что же делать? Безучастно смотреть, как по молодости лет мальчик лезет в петлю и сам этого не понимает? Нет, надо объяснять ему, чем это чревато, набраться терпения и дотошно, въедливо объяснять. Пусть он злится, бесится, но, в конце концов, и капля камень точит!

— Попытайся понять, — произнесла Алма как можно мягче, — я не могу быть равнодушной к твоему выбору, потому что ты воспитывался у меня с десяти лет. Все это время я несла за тебя ответственность и научилась кожей, нутром, всем своим естеством чувствовать, в каких случаях тебе грозит опасность. Сейчас именно такой случай, и я пытаюсь предотвратить возможную беду.