Смута - [33]

Конечно, такое положение сложилось не сразу и не без борьбы. Начальство и массы населения, руководимого начальством, долго сопротивлялись новым веяниям в культуре. После того, как эти новые веяния были разгромлены в Москве и, разумеется, во всех провинциальных городах, высшее руководство решило разрешить их до некоторой степени. В результате бывший партградский сюрреалист стал во главе Партградского отделения Союза художников, партградский авангардист стал во главе Партградского отделения Союза композиторов, а Партградский Камю — во главе Партградского отделения Союза писателей.

О том, что в стране начался «культурный ренессанс», партградцы узнали из передач западных радиостанций («голосов»), которые буквально стали захлебываться от восторгов по поводу свобод, предоставленных горбачевским руководством деятелям советской культуры. За это в Советском Союзе перестали их глушить. Жителям Партграда показали несколько на редкость плохих фильмов, которые якобы (согласно «голосам») были шедеврами киноискусства, за что были запрещены реакционным брежневским руководством. Затем в книжных магазинах появились не менее скверные книжки, которые, согласно тем же «голосам», были шедеврами литературы, за что были запрещены тем же реакционным брежневским руководством. Партградским театралам представили право самим определять свой репертуар и устанавливать цены на билеты. В первую неделю ранее пустовавшие театры наполовину заполнились зрителями, хотя цены на билеты увеличились вдвое. Проводники горбачевского курса возликовали. В газетах появились огромные статьи с дифирамбами мудрому решению ЦК. Но в следующую неделю театры опустели совсем. Партградцы, убедившись в том, что ранее запрещенные спектакли были еще скучнее тех, которые разрешались, решили не тратить зря деньги на театры. Тогда билеты стали распределять по учреждениям и предприятиям города, обязывая комсомольцев и членов партии покупать их в порядке общественной нагрузки. Хотя профсоюзная организация оплачивала половину стоимости билетов, коммунисты и комсомольцы отказались их покупать, ссылаясь на горбачевскую же установку на «дальнейшую демократизацию» общества. А так как в Партграде не было иностранцев, которые, как в Москве, клюнули бы на удочку «культурного ренессанса», то в театральном ренессансе сложилась катастрофическая ситуация. Жаждавшие свободы творчества артисты и режиссеры попросились обратно под «жестокий контроль цензуры». Но их туда не пустили. «Хотели свободы, — сказали им в обкоме партии, — так и выкручивайтесь своими силами». Тогда актеры, считавшиеся самыми талантливыми и гонимыми, образовали свой «Независимый театр». Бездарный писатель-конъюнктурщик, прикинувшийся жертвой брежневского террора, срочно переписал пьесу живущего на Западе писателя, изгнанного из страны в застойные годы за критику Брежнева. Пьесу немедленно издали на Западе, и она принесла там партградскому мародеру сенсационный успех. Живущий на Западе писатель заикнулся было о плагиате. Но партградский жулик заявил, что написал пьесу двадцать лет назад, что она распространялась в «самиздате», и что писатель-эмигрант сам позаимствовал из нее. На Западе охотно приняли такое объяснение. Пьеса в Партграде успеха не имела. Зато театр выехал с ней на гастроли на Запад, где от нее были в восторге. Впрочем, на Западе восторгались русскими в том же смысле, в каком восторгались искусством папуасов, похлопывая по плечу и понимающе перемигиваясь.

Аналогичная ситуация сложилась для партградских художников. На их выставки жители города перестали ходить совсем, поскольку они еще не доросли до западных «измов», ранее запрещенных и недавно разрешенных в Партграде. О продаже картин и думать нечего было, так как основными покупателями произведений изобразительного искусства были государственные учреждения и предприятия, которые предпочитали портреты вождей и знаменитых граждан страны, и сцены из трудовой и боевой жизни общества. А иностранцев, которые могли бы за валюту скупать мазню партградских модернистов и авангардистов, в городе тоже не было. Тогда партградских новаторов решили послать с их мазней на Запад вслед за театром. И там они имели бешеный успех.

Наконец, писателям разрешили создать независимый кооператив с правом издавать книги по своему усмотрению. Кооператив попробовал издавать сочинения партградских писателей, которые якобы были написаны еще в брежневские годы, но были запрещены. Прочитав две-три книжонки такого рода, партградцы пришли к выводу, что в свое время правильно поступили, запретив эту белиберду. И перестали их покупать. Тогда кооператив начал печатать западные детективы и порнографию. И дела его пошли успешнее. Затем при кооперативе открыли столовую, в которой по сносным ценам продавали пельмени и котлеты. Эта продукция имела гораздо больший успех, чем книги. Члены кооператива стали приобретать квартиры, дачи и автомашины, выезжать на Запад, привозя оттуда компьютеры, видео и прочие заграничные вещички, имевшие спрос как на черном рынке, так и в скупочных магазинах.

Группа начинающих писателей попыталась издать в кооперативе сборник своих сочинений. Но их прогнали в шею, отослав в государственное издательство. Там отказались их печатать, посоветовав обратиться в кооператив. Молодые писатели послали сборник на Запад. На и там печатать не стали, сказав, что такой свободы творчества, как теперь в Советском Союзе, нет даже на Западе. И если уж независимый литературный кооператив не хочет их стряпню печатать, то это означает, что их вообще печатать не следует.