Смуглый день - [2]
Шрифт
Интервал
За радость скромную туманно говорить
Овеществленья липкая поверка
Меня заставит по счетам платить.
И пусть я пасынок общественного блуда,
Щенячьей радостью душа моя горда:
Что не способна сноровисто, как Иуда,
Чужой судьбой обогатиться без труда.
Осенний этюд
Сегодня воздух был прозрачнее алмаза:
Густеть не торопился он, покуда
Художница, подросток большеглазый
В осеннем парке сокрушалась над этюдом.
Там дворник брёл с лицом Хемингуэя,
Метлой неспешно разгребая листья.
Он был чужим на этой акварели,
И потому не поддавался кисти.
А тут – американцы из посольства –
Галдящей стайкой двигались с обеда.
Их вздорный щебет и самодовольство
Так вовсе отвлекали от сюжета.
А поравнявшись с дворником усталым,
Они оглядывались после удивлённо,
И к мнению пришли, что этот малый
Кого-то им напомнил отдалённо.
Поэту
О, как ты беден в тщетности своей
словами передать витийство цвета:
глазастый изумруд шального лета
и золота расплав перед рассветом,
и охру скромную веснушчатых полей.
Останься верным бедности своей!
Повадки сводницы люби в своей судьбе:
она сведёт тебя с вечернею звездою,
с надеждой, ключевой водою,
с листом кленовым, счастьем и бедою,
чтоб обернулось всё пережитое
глазами детскими пытливыми к тебе…
Характер сводницы ты чти в своей судьбе.
Да будет как земля душа твоя проста,
что неповинна в зле и в благодати,
но всякий раз становится крылатой
любою лептой, равно как утратой.
Так птица пред землёй не виновата,
что ей протягивают руки небеса.
День уходит
Мельтешеньем занавесок, суматохой звуков
день уходит как довесок утренних окурков.
Будет завтра. Подмигнувши глазиком мускатным,
день со мною бить баклуши станет виновато.
Маленький, но гордый, глупенький, но смелый,
я поля его кроссвордов разгадать сумел бы.
Мельтешеньем занавесок, суматохой звуков
День уходит в арабесках трепетных рисунков.
Кем я только не был за любви краюшку,
Да за каплю неба… Впрочем, всё – баклушки.
День уходит в суматохе, в славной кутерьме.
И куда мне, крохе? Что ему ко мне?..
«Я начал книгу…»
Я начал книгу жизнь тому назад,
И вот уже пора поставить точку,
И скорым поездом к концу подходит строчка,
И вот уж отправление гудят.
Я эту станцию покину навсегда,
Чтобы вовек сюда не возвращаться, –
С самим собой чтоб вдруг не повстречаться,
Да повидать иные города.
А кто сюда приедет в первый раз,
Где, что, да как – не спрашивайте совета.
Вопросы ваши, – ваши и ответы.
А я уехал. Вот и весь рассказ.
«Хоть ласкаешь ты губы…»
Владимиру Хохлову
Хоть ласкаешь ты губы звуками,
Не гнушайся подёнщины, друг.
Окружен ты лихими пичугами
И обласкан святыми пьянчугами,
Ко двору – не к добру без заслуг?
Без заслуг, без хлопот, без башки
Мы любимых могли хоронить,
Потому как иные божки
Звали нас на свои большаки.
А и надо ли было спешить?..
Собери своих песенок взвод,
Угости их, чем в доме найдёшь, –
Хлебом ли, старым пасхальным яйцом…
Ты себя не убьёшь. И меня не убьёшь.
Просто выпьем – и дело с концом.
Хронология дня
7.15. Просыпаюсь. Душ. Одеваться.
7.45. Кофе. Позавтракать не успею опять.
8.06. В троллейбус не влезть.
8.12. Удаётся прорваться.
9.00. Уже потянуло с работы домой.
10.30. Может, с утра напиться?
11.40. Перерыв на обед уже скоро.
12.05. Кружку пива или сто водки взять?
13.30. Шеф уехал – планёрка не состоится.
14.27. В работе нет смысла совсем.
15.15. Еду с друзьями встречаться.
17.09. Кажется, нет уже денег.
17.22. Начинает болеть голова.
17.36. А всё-таки деньги есть!
22.38. Как откажешь, если женщина просит!
23.20. Пора одеваться.
23.43. Задремал в такси.
24.30. Завтра – не хуже. Всё повторится.
«Когда проглядел приближенье…»
Когда проглядел приближенье таинственной ночи,
я листом был пожалован каштановым, ржавым
с плеча припозднившейся осени, баловницы,
глазастой шалуньи.
Я платил ей оброки – кабальную жатву из строчек,
а душа проплывала в пространствах
весёлых, державных,
но всегда возвращалась.
Стыдливо-покойной, усталой гетерой,
охрипшей певуньей.
И вся жизнь казалась нелепицей вздорной,
словно лыжи в прихожей у вешалки летом.
Но шаманил сверчок за стеной, за звездой, –
виртуоз просторечья,
и куражился ветер в щелях
над судьбой беспризорной –
а всё это и было, по сути, советом.
И стало ответом: что за слово, с которого
всё начиналось,
почему оно стало предтечей.
Это вечнозелёное слово – порука любви круговая –
колобродит оно, паруса раздувает,
наполняет мехи, над лозою щебечет
и смерть отмечает зелёным венцом просветленья.
Чтоб доверился камень зерну.
Позвонками упруго играя,
чтоб душа осеняла крылами просторы стиха,
и, пытаясь себя к небесам приспособить,
у звезды кареглазой училась терпенью.
«Королева лукавой усмешки…»
Анне И.
Королева лукавой усмешки,
Ты меня полюбить не смогла.
Не гулять нам уж больше неспешно
Вдоль эмалевой глади пруда.
И людская молва не осудит
Неуклюжего беса в ребре,
И никто головы не остудит,
Одинокой в своём серебре.
Я забуду тебя, безусловно.
Лишь украдкой вздохну об одном:
Жаль, что будешь совсем не виновна
Ты в игрушечном счастье моём.
После долгой разлуки…
Ксении М.
Нет, не словами – зеленью травы
хотел было писать твои портреты,
но не хватило рук и головы.
Ни слов, ни красок, понимаешь, нет на это!
Тебе бы разыскать самой
Палитру, краски, кисти, крошку неба –