Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия - [60]

Результат удивителен. Хотя слепоту едва ли можно назвать незначительным нарушением, мозг слепорожденного младенца претерпевает серьезные перестройки, которые позволяют растущему ребенку опираться на другие сигналы, полностью заменяющие ему зрение. Ученые впервые обнаружили это (как и большинство вещей, которые мы знаем о нашем мозге) у обезьян. Конечно, животные не подписывались на это: данные, о которых вы сейчас прочитаете, были получены благодаря мучительной смерти целой армии обезьян, которой наверняка бы хватило, чтобы напечатать на пишущей машинке ту самую пьесу Шекспира. Сходство между мозгом обезьяны и человека достаточно велико, чтобы ученые могли экстраполировать на человека данные, полученные в экспериментах с обезьянами, и в то же время это сходство слишком мало, чтобы ученые отказались от принесения обезьян в жертву науке.

Общих черт очень много. Во-первых, наши мозги имеют примерно одинаковую форму: они похожи на пельмень, в который положили слишком много начинки: обширные полушария с небольшим комочком сзади (мозжечок, который контролирует движения и поэтому является очень важным комочком). В начале XX века немецкий невролог Корбиниан Бродман составил карту коры – внешнего слоя головного мозга – приматов, идентифицировав десятки зон, в которых клетки выполняют принципиально разные задания. Есть зрительные зоны; обонятельные зоны; слуховые зоны; зоны, реагирующие, когда вам щекочут живот; зоны, координирующие движения, когда вы тянетесь за чашкой. С помощью этой карты Бродман успешно продемонстрировал, что мозг – это не просто универсальный склад ощущений: когда ваши глаза замечают горизонтальную линию лезвия ножа, поднесенного к пальцу, это событие регистрируется в одной зоне мозга; боль же, которую мы ощущаем, когда лезвие входит в палец, регистрируется другой зоной. Самым замечательным в работе Бродмана (поля, которые он идентифицировал, теперь носят его имя) было то, что он смог составить карту, на которой показал форму и примерное местоположение каждой зоны в любом мозге. “Зрительная зона” в вашем мозге более или менее совпадает с моей (“более или менее” – важная поправка, определяющая разницу между вами и мной). Теоретически каждый из нас мог бы вырезать этот участок мозга и обменяться им с другим человеком (при условии, что мы знали бы, как это сделать, а также при условии, что нейроны регенерировали бы как суккулентные корни, чего они не делают). Судя по всему, роль клеток мозга предопределяется геномом. Близнецы, одинаковые во всем, рождаются с одинаковым мозгом[24]. Позднее, когда они взрослеют, приобретая уникальный для каждого опыт, их мозг развивается по-разному – как, разумеется, и любой другой мозг. Но ни один мозг не перестраивается настолько сильно, чтобы его нельзя было соотнести с картой Бродмана.

За одним исключением. Мозг людей, испытавших продолжительную сенсорную депривацию, устроен по-другому. Изучение таких людей и других животных показало пластичность мозга: его способность к фундаментальным перестройкам, особенно (а в некоторых случаях и исключительно) в раннем возрасте.

Пластичность мозга обусловлена тем, как он распоряжается информацией об окружающем мире. Согласно Бродману, то, что мы видим глазами, поступает в зрительную зону затылочной доли. Когда мы видим объект или позднее вспоминаем о том, что видели его, в зрительной области активируются специальные клетки и связанные с ними другие нейроны, что в совокупности приводит к работе нашего воображения и может быть зарегистрировано с помощью томографа.

Теперь представим, что вы смотрите на многочисленные образцы объекта определенного типа. Для простоты допустим, что вы устроились на работу, где нужно искать синие, бракованные, шарики на заводе по производству зеленых шариков. Эта работа отразится на вашей зрительной коре: она поменяет свою структуру под влиянием того, что вы видели множество зеленых шариков, и станет с повышенным интересом реагировать на синие. Это упрощенное описание того, что постоянно происходит в естественных системах. Наш мозг изменяется под воздействием опыта – и характер этих изменений прямо зависит от характера опыта. Когда мы выполняем какое-либо действие, наблюдаем за явлением или ощущаем запах настолько долго, что становимся в этой области “профессионалами”, наш мозг приобретает функциональные – и визуально заметные – отличия от мозга “непрофессионалов”. Так, мозг Чарли Эйзмена изменился под влиянием насекомых, мозг Пола Шоу наполнен шрифтами, а Сидни Горенштейн различает камни так же хорошо, как мы различаем лица. Взгляните на мозг виолончелистки (если, конечно, сможете его достать), и вы увидите в анатомии органа “отпечатки” ее опыта. Слуховая кора в таком мозге будет более развитой – и более крупной, – чем кора людей, не посвятивших жизнь музыке. Но есть и другие, более специфичные отличия. В соматосенсорной коре (участке мозга, который обрабатывает тактильную информацию) есть хорошо распознаваемые группы нейронов, принимающие сигналы от каждого пальца. Иными словами, там есть клетки “первого пальца”, клетки, работающие со “вторым пальцем” и т. д. Соматосенсорное представительство в мозге виолончелистки содержит гораздо больше клеток в участках, относящихся к пальцам левой руки. Почему? А потому, что она постоянно использует пальцы левой руки – не только чтобы автоматически, не раздумывая, воспроизводить нужную ноту, но и чтобы придавать струне нужное давление и исполнять вибрато, делающие звучание музыкальным.