Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия - [56]

Я покрепче сжала губы.

Тела не только пахнут; они скрипят и шумят – и когда все хорошо, и, в особенности, когда что-нибудь неладно. Французский врач XIX века Рене Лаэннек составил каталог звуков тела, которые врач может расслышать, если наклонится достаточно близко к пациенту. Лаэннек сворачивал в трубку лист бумаги, чтобы слушать звуки в груди своих пациенток, поскольку наклоняться слишком близко над женщиной было неудобно, особенно если она обладала пышной грудью, да и в любом случае считалось предосудительным. Бумажный конус позднее эволюционировал в стетоскоп. Одни только приглушенный стук сердечных клапанов и ритмичное течение крови, бегущей от сердца, могут рассказать о здоровье очень многое. Огромное количество статей и книг посвящено связи тонов сердца с состоянием здоровья: тонов первого, систолического (закрытие митральных/трехстворчатых клапанов между предсердиями и желудочками) и второго, диастолического (закрытие клапанов аорты и легочных клапанов в тот момент, когда сердце выталкивает кровь). Если вдобавок к этому вы наденете манжету для измерения давления, то человек, слушающий вас через стетоскоп, сможет на слух почувствовать разницу между давлением крови, текущей по артериям, во время сокращения сердца и во время его расслабления. Не удивлюсь, если окажется, что с помощью какого-нибудь еще простого инструмента врачи могут расслышать шаги смерти.

Лаэннека особенно интересовали звуки болезней. Список звуков, которые он услышал через свою бумажную трубочку, получился очень поэтичным. В числе шумов в бронхах он слышал начинающееся воспаление легких, которое звучало, как сырая селитра на сковородке, разогреваемая на небольшом огне. А звучание катаральной пневмонии было настолько похоже на воркование голубя, что он иногда заглядывал под кровать в поисках незваных пернатых гостей. В заложенных бронхах он слышал “щебет птички и влажный скрип, который издают смазанные маслом мраморные плиты, когда их резко отрывают друг от друга”. Кашель, похожий на “жужжание мухи в фарфоровой вазе”, мог указывать на заболевание легких. Другие опасные заболевания заявляли о себе еще громче: “звуками ветра в замочной скважине”, “раскатами” немузыкального рева или стуком булавки, “ударяющей по фарфоровой чашке”. Мы с Лорбером стояли под навесом, слушая дождь. Я думала о мурлыканье, ворковании, свисте, скрежете, шипении и треске во мне. Чихнув, я почувствовала себя настоящим оркестром.

Мы с Лорбером изучали улицу, и каждый приближавшийся к нам человек становился моделью для демонстрации чего-либо нового. Угадывать, чем именно было это новое, оказалось весело. Моя личная версия игры, конечно, почти не имела под собой медицинской базы, но зато отличалась дерзостью новичка, не сознающего, сколь мало он знает. Я не очень успешно определяла конкретные проблемы, зато легко находила людей, представляющих потенциальный интерес. Автобусные остановки оказались настоящей золотой жилой. Мы увидели пожилую женщину, стоявшую чуть в стороне. На ней красовалось несколько слоев лохмотьев и абсолютно новые туфли. Не знаю, как обстояли дела с ее здоровьем, но о других обстоятельствах догадаться было несложно.

Мое внимание привлек молодой человек неподалеку от нее. Он расхаживал туда-сюда, свесив голову под капюшоном толстовки; левой рукой он прижимал к щеке телефон. Его походка была странной. Туловище и бедра, казалось, оставались неподвижными: во время его движений они не смещались друг относительно друга, как бывает при обычной ходьбе. А стопы были вывернуты наружу. Я похвасталась Лорберу своей находкой, и он любезно сообщил мне, что я только что диагностировала у молодого человека претензию на стильность. Брюки на нем были сильно приспущены, как это сейчас модно – и, чтобы штаны не сползли на лодыжки, ему приходилось расхаживать такой негибкой походкой.

Я огляделась в поисках кого-нибудь, чья походка была бы следствием анатомических особенностей, а не представлений о моде. Улицу осторожно переходил мужчина средних лет. Лорбер тоже его заметил.

– Я бы сказал, что у него травма спины – стеноз позвоночного канала, который затрудняет движения ног, а мышцы немного атрофированы.

И действительно: приглядевшись к мужчине, медленно переходящему дорогу, я поняла, что так и есть: его туловище было крепким на вид, но ноги будто болтались. Он не шагал, а волочил ноги.

– Такое ощущение, что он вообще не пользуется ногами, – предположила я.

– Да. Это не ноги несут его… Он перемещает центр тяжести тела из стороны в сторону, а ногами пользуется как рычагами.

На другой стороне улицы пешеходов внезапно оказалось гораздо больше – на уровне Г. Видимо, автобусная остановка впереди выбросила из себя пассажиров. Мы увидели высокий дождевик, который тащил за руку маленький дождевик – из-под одежды видны были только руки. Интересно, каково это – быть маленьким человеком, которого взрослые таскают за собой по своим делам. За время прогулок с сыном я уже отучилась тянуть его, и вместо этого сама следовала за ним (в результате мы стали опытными зеваками).

Возможно, чтобы научиться по-настоящему сопереживать пациентам, врач должен уметь сам становиться ребенком, женщиной средних лет и мужчиной со стенозом позвоночного канала или анаэробной легочной инфекцией.