Smoking kills - [2]

Шрифт
Интервал

Вреж стоял в том же месте, в руке его была печать времени. Покрутив, и заштамповав незаметно пролетавший воздушный шар, он оскорбленно обернулся, предвкушая расслабление в компании друзей. Небо подыграло тьмою.

— Избиратели! Спешите в укрытие!

Никто не слушал предупредительных возгласов. Сейчас они увидят не частое зрелище — армия против предводителя повстанцев. Лишь немногие, в том числе сами пришедшие в парк на премьеру зимней коллекции, смотрели ввысь, другие в надежде на чудо раскрывали горизонт, там за гранитной пустыней.

— Не знаю, почему вы все время против меня — разве два часа делают погоду, могли вполне остаться на набережной, провести там время в компании таких же добросовестных любовников. Вы не такие мне нужные, чтобы я видел вас в красках, думал чем займемся, хвалил посетителям. Знаю еще несколько таких, опережают начало баталии, даже не значимой в общем ходе борьбы. Ты за тех избирателей, или ждешь кустовика, — спросил только Вреж, на что Черский отреагировал, заграбастав его бокал, но так и не отхлебнул, цвет не приглянулся.

Она помолчала, стрельнув в добрые перекрытия заведения.

— Начинается! Не пропустите, — предупредила вырвавшаяся от крепкого парня милочка, махая изящно запястьями.

— Слышала, сегодня самый важный поединок, все ждут, будет интересно, будут первые лица, многие прибегут, бросив учебу, отпросившись пораньше у понимающего начальства, оставив послушных детей в игровых комнатах.

Бросив Ангелову на Врежа, Черский поспешил за многообещающим выражением.

— Не надо, — попросила подруга, но он уже был на расстоянии не протянутой руки.

Предвкушение настоящего переживания бурно овладело этим человеком. Он и не мог представить, что в его отсутствие оставшись наедине друзья предпримут все, чтобы обменяться ценной информацией. Не стоит преувеличивать опасность от рядовой стычки, но когда сверху прибывает резерв, хватает тех, кто загодя уматывает в безопасные укрытия в виде навесов или полуподвалов. Всполохи от поверженных, что прекращали свое существование так и не дав настойчивой публике насладиться зрелищем гибнущей прямо над задернутыми головами твари, рожденной там, в печали и злости, направленной в небо для защиты людей и ставшей жертвой своих примитивных подобий. Вдруг небо подернулось печальной дымкой, бросились под ноги уставшие от опасности падения избирателей гуляющие, раздался призыв к отступлению, бывшие в себе очень приятны для прочих сограждане переглядывались, украдкой презрев метания рассудочного гнета, отворив в небо протяженность десен мимо проскользили молодые рекрутеры одной из основных политических партий. Одна из группы призывно улыбнулась ему, не успев скрыть это от сопровождающих. Не частое природное явление, или согласно артикулированию избранных явление вселенной на явь человеческих линий, без прозябания в неизвестном чувстве огорчения, сегодня не мы их. Кто нарушил спокойный ход прямолинейного столкновения, лишил не заслуживших то собравшихся ласки релакса, если не тот, которого боятся даже те избиратели, что живут на просторах не близких от данных красивых мест. В прошлом году он имел возможность видеть, что там происходит, где связаны по признакам специальностей деловые и честные, что называет диктатом и подавлением инициативы с мест. Новый избиратель практически вытеснил в подсознание занятные полыхания проигрывающих, избиратель избирателя пришел взять обещанное, возвестив свое появление тождественно числу зрителей. Он примкнул к плотному кольцу решившихся увидеть проигрыш со стороны фактически монстра относительно других, не таких громких и рушащих наружные барьеры психики горожанина.

Одновременно с развертыванием драмы, обожгла ликующий мозг неопровержимая сентенция, нечто имеется промеж Ангеловой и Врежа, они там вместе, возможно вместе не впервые, пришли и такие соображения, милующие пронзительные взгляды при случайных встречах, поддержка в обсуждении назревших вопросов относительно безопасности среды обитания.

Ревность захлестнула по громоздкие шорохи переносных обучающих штендеров, остановились знамена на бесцветных по наступающий вечер флагштоках. Преклонение перед отечественной историей и гордость за успехи на ниве международного обмена, прорыв в науке, о чем не щадя завсегдатаев чайных объясняли отвергнутые владельцы совместных хозяйств, жалея застигнутый на нелюбимом занятии человеческий капитал, они хорошо поработали, в чем не были уверены про сидящих напротив. Шанс видеть избирателя яснее, чем намеки на пляж в пальмочках, где они объединятся против неправедного коллапса личных переживаний, скрытых завесой покорности и верности заявленным оставившим этот трудный путь грамотеям, обучившим не только своих основам предсказательного отрицания, и взявших антитезу мы и они в просчитываемый наперед оборот, денежная эмиссия подразумевалась за всеми акциями, начатыми не практикой взаимопонимания. Она с Врежем, сейчас и не застанет их, истинно, среди отдыхновения взора на стиле одни ломти фруктовых нарезок широко улыбались.

— Вы не видели тут девушку, она еще с таким, — потребовал ответа у одинокой компании, явно недавно сделавшей правильный заказ.


Еще от автора Алексей Георгиевич Радов
Год

Остросюжетная проза социолога, философа, финалиста премии «НГ» «Нонконформизм-2016», автора сборника рассказов «Мертвый ноябрь», романа «Вершитель судеб», Алексея Радова – роман о криминале и политике, секретных службах и власти, сексе и свободе.


Рекомендуем почитать
Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.