Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви - [51]

Рассматривать эти части полиаморного сообщества было подобно взгляду на альтернативную реальность, в которой не было последних двух столетий просвещения и прогресса. Люди говорили о дополнительных партнёрах так же, как могли говорить о женщинах в 1800-х, то есть как о скотине, если не хуже. Некоторые из полученных нами советов напугали бы и консультанта по вопросам домашнего насилия.

Всё стало особенно неприятно, когда участница списка рассылки, описывающая себя как моногамная партнёрша полиаморного мужчины, начала преследовать меня в сети. Она следовала за мной по всем форумам и сообществам, где только могла меня отыскать, включая технические форумы, никак не связанные с отношениями. Она оставляла в моём блоге отвратительные комментарии. Она писала мне с огромного количества адресов о том, каким монстром я являюсь, как непристойно и аморально открыто говорить о желании иметь несколько партнёров и критикуя моё ожидание того, что Целести может быть добра к другим моим любимым. Почти сразу я взял за правило вообще не связываться с ней: не отвечать ни на её письма, ни на комментарии в блогах и на форумах. Это не работало. Она продолжала делать это в течение года. Как заметила Целести, мне повезло, что моя преследовательница жила на другом континенте.

Каждый совет, приходящий из этого списка рассылки оказывался всего лишь эхом испытываемых Целести страхов. Ответов не было. Ответы повторяли то же сообщение, которое несёт в себе любая голливудская романтическая комедия, любой социальный стереотип: Если ваш партнёр любит кого-то другого, всё кончено. Если ему нравится кто-то другой, значит вы недостаточно хороши. В каждый момент времени можно любить только одного человека. Если дать человеку возможность вас покинуть, он так и сделает. Что бы предотвратить это надо ограничить ему возможность общения с другими людьми. Ваш партнёр на самом деле не хочет быть с вами. Он с вами только до тех пор, пока на горизонте не появится кто-нибудь получше. Держите его на коротком поводке. Не давайте ему сблизиться с кем-нибудь другим. И если слушать это всю жизнь, как можно не поверить во всё это?

В какой-то момент я покинул список рассылки. Целести продержалась там несколько дольше, пока тоже не решила, что от него нет никакой пользы.

Мы искали поддержки в местном полиаморном сообществе. Одна женщина по имени Джой особенно сблизилась с Целести. Они стали подругами, потом близкими подругами, потом, однажды… ну, сложно сказать кем именно. Не то, чтоб партнёршами, но и не платоническими подругами. Джой проводила с Целести всё больше и больше времени, иногда оставаясь в нашем доме в те ночи, которые я проводил с Амбер.

Джой и Целести были странной парой. Джой была бесстрашной, страстной адреналиновой наркоманкой, едва сдерживаемой природной стихией. Мне многое нравилось в ней: то как она жила в точности по своим правилам, то, как она следовала по жизни с неостановимой энергией урагана. Она была сильной и уверенной в себе. Она работала медиком спасательной службе и у неё был бесконечный запас баек о рушащихся вокруг неё горящих складах, борьбе с аллигатором, решившим сделать послеобеденную закуску из неосторожного туриста и множестве таких вещей, по поводу которых персонаж остросюжетного фильма мог бы сказать: «Чёрт, ты не могла бы немного замедлиться?» Если у неё было девяносто девять проблем, страх среди них не числился.

Мои отношения с Целести пошатнулись. Мы начали проводить за обсуждениями несколько дней в неделю и быстро обнаружили, что наши навыки в области коммуникации попросту недостаточны для этой задачи. Мы просто больше не понимали друг друга.

В корне проблемы лежало фундаментальное несогласие о норме. Целести, как и раньше, считала, что у меня нет подлинного права быть полиамурным. С её точки зрения, у меня могли быть другие любимые потому, что она разрешила это, а не потому, что это был выбор, который я имел право сделать. И в течение долгого времени я с ней в этом соглашался.

Но через постепенное понимание наносимого мной вреда, через мягкие и осторожные вопросы Амбер, я начал верить в то, что я, как и любой другой, имею право выбирать какие именно отношения я хочу. В моногамии не было ничего, что давало бы ей решительное моральное превосходство над полиаморией. Мы идём по жизни, пытаясь понять, как стать счастливыми. Мы стремимся к этому. Жизнь не такая штука, когда один размер подходит всем. У каждого из нас есть равное право договариваться о том, что может делать нас счастливыми.

Но если у меня было право выбрать полиаморные отношения, у Целести было ровно такое же право выбрать моногамные. И перекинуть мост через такую пучину было непросто. Ни один из нас по-настоящему не чувствовал себя согласившимся на отношения, в которых мы оказались. Целести считала, что раз она любит меня, то ей следует быть в отношениях со мной. Она неоднократно говорила: «Я люблю тебя и это значит, что я никогда тебя не покину.»

Я же со своей стороны, в начале наших отношений я не мог поверить в то, что мог бы найти кого-нибудь, кто позволил бы мне быть полиамурным. С ходом лет и по мере общения с людьми думающими подобно мне это постепенно изменилось… но к тому времени я считал, что вложил так много труда и так много лет в отношения с Целести, что тоже не могу их покинуть. Мы были вместе с очень ранней молодости и наши отношения так жёстко соединены, все выступы так хорошо подходили к пазам, что ни один из нас не понимал, как можно договориться об изменениях, не разрушив их при этом.