Смертоносный мир - [167]

Потребовалось немало времени, чтобы реальная действительность вновь заинтересовала его. Он выполз на темный каменный берег и теперь лежал, полупогруженный в воду, словно огромное земноводное.

Шевельнуться не доставало сил, но когда холод проник до мозга костей, он понял, что должен двигаться, иначе умрет здесь. Но где это здесь? С болезненной медлительностью выполз он из воды и провел лучом света по противоположному берегу. Потом направил луч вверх. Скала! И нигде нет снега. Это обстоятельство немного оживило его.

— Пещера!

Ему следовало догадаться об этом раньше. Узкое ущелье. Врата Ада, несомненно, прорублены водой; небольшой ручей тысячелетиями рассекал скалу. Где-то этот ручей уходил под землю, он и утащил с собой Ясона. А это значит, что с ним, Ясоном, еще не все кончено. Вода должна иметь выход, а если это так, он найдет его. На мгновение он подумал, что вода может просачиваться в пористые формации и исчезать там, но поспешил отогнать эту мысль.

— Пошел! — крикнул он, вставая на ноги, и эхо гулко отозвалось: «Шел... шел... шел».— Хорошая мысль: шел, идти, иду. Что я и сделаю.

Ясон пошел по чистому песку вдоль кромки воды. А уже в следующий момент заметил выходящие из воды следы, которые исчезали впереди во тьме.

Есть здесь кто-нибудь еще? Следы были четкими и ясными: очевидно, они оставлены недавно. Наверно, из этой пещеры есть выход, известный посвященным. Теперь все, что от него требуется,— это идти по следам. А пока он идет, он не замерзнет даже в мокрой одежде. Воздух в пещере был холодным, но все же не таким, как на плато.

Когда следы на песке исчезли и углубились в одну из прилегающих расщелин, идти стало труднее. Кое-где небольшие сталагмиты, росшие из известнякового пола, были сломаны, а на мягких стенах иногда попадались метки.

Туннель раздваивался. Один рукав привел Ясона к воде и здесь оборвался. Береговой полосы не было, вода заполняла пещеру почти до потолка. Ясон вернулся по собственным следам и углубился во второй рукав.

Путь был долгим.

Ясон решил немного отдохнуть и незаметно уснул.

Проснулся он, дрожа от холода, и с трудом заставил себя идти дальше. На часы, спрятанные у нею за поясом, он не стал смотреть. Движение времени казалось бесконечным в этих бесконечных пещерах.

В одной из них Ясон обнаружил человека, по следам которого шел. Он спал на полу пещеры. Это был варвар в меховой одежде, такой же, как у Ясона.

— Привет! — сказал Ясон на межъязыке.

Ответом ему было молчание. Он подошел ближе. Сон варвара был вечным: человек этот умер очень давно, годы, а может, и столетия назад. В этом сухом, холодном, стерилизованном морозом воздухе определить возраст трупа было невозможно. Кожа и мышцы его стали коричневыми, мумифицировались, сухие губы обнажили желтые зубы, вытянутая рука указывала вперед, а пальцы ее все еще сжимали нож. Ясон высвободил его и увидел, что он покрыт лишь тонким слоем ржавчины.

То, что Ясон сделал потом, было поступком нелегким, но необходимым для выживания. Осторожными движениями он снял с трупа одежду. Труп затрещал, когда Ясон был вынужден приподнять и согнуть конечности. Сняв меха, Ясон разделся и натянул сухую одежду. Отвращения не было — надо было выжить.

Отжав собственную одежду, он разложил ее сушиться, положил под голову мех, потом повернул регулятор яркости так, чтобы фонарь давал лишь тусклый желтый свет — мысль оставаться в абсолютной темноте была непереносимой,— и впал в беспокойный сон.

17

— Говорят, когда долгое время ничто не меняется, невозможно определить, сколько времени прошло, потому что все остается неизменным. Вот я и не могу определить, как давно тут блуждаю...— Он сделал несколько шагов и добавил:—Очень давно, наверно.

Туннель впереди снова разветвлялся. Ясон не знал уже, в который раз, и сделал ножом на уровне плеча метку, прежде чем свернуть в правый рукав. Туннель кончался тупиком у воды — знакомое явление. Он наклонился и напился досыта, прежде чем повернуть назад. На разветвлении он нацарапал условный знак «вода» и пошел по другому туннелю.

— Тысяча восемьсот три, тысяча восемьсот четыре...— Теперь он считал каждый третий шаг левой ноги, иначе получались очень уж большие числа. Это тоже было бессмысленным занятием, но позволяло что-то говорить, а звук даже собственного голоса лучше мертвой тишины.

Наконец-то живот перестал его беспокоить. Мучительные спазмы и урчание прекратились. Воды для питья здесь было достаточно. Он решил отдохнуть и заняться подсчетом зарубок на поясе, которыми он отмечал время.

— Ты, дурацкий перекресток, я тебя уже видел! — Плюнув в сторону трех меток на стене туннелей, он нацарапал над ними четвертую.

Он не должен больше возвращаться сюда. Теперь он знает последовательность поворотов.

Во всяком случае он надеялся, что знает.

— У Куглио одна планета... У Флеттер — две, но обе маленькие. Хармилл...— Он задумался. Сколько же планет у Хармилла? Забыл.

Он уже пропел все старые походные песни, но заметил, что по какой-то причине стал забывать отдельные слова.

Почему? Он горько рассмеялся. Причина была очевидной — он был очень голоден и очень устал. Человек может долго, очень долго прожить без пищи, если есть вода... Но долго ли он сможет идти?