Смертоносный груз «Гильдеборг» - [44]

— Слушаюсь! — гаркнул я так, что Бернарда Шиппера передернуло. — Не беспокойтесь, леди, мы позаботимся о себе сами.

Я сел в джип, и мы проехали по дорожке, посыпанной белоснежным песком, между цветочными клумбами вокруг дома к хозяйственным постройкам. Это была прекрасная ферма. Немного старомодная, но как будто вырезанная из иллюстрированного журнала. Всюду образцовый порядок и чистота. Ночью; однако, здесь должны были оставаться только собаки. Белые боялись черных. Усадьба, в сущности, больше ничего не стоила.

— Посмотрим машину, а потом вздремнем, — сказал я ребятам. — С работой подождем до утра, а часовых будем сменять через каждые два часа. Машину поставьте в саду, чтобы нам было видно. Никогда не знаешь, что может случиться.

Я вошел в склад и зажег свет. Это был не обычный грузовик для транспортировки сельскохозяйственных культур, а полуторатонный африканский вездеход с крытым кузовом. Он мог служить для чего угодно. Например, для перевозки товаров и животных, но можно было в нем и жить. Удобное транспортное средство для экспедиции. Я несколько раз обошел его и заглянул под капот. Мне надо будет на нем поездить и испытать, но для этого теперь неудобное время. По-видимому, надо ей сказать об этом. Я закрыл ворота и вышел во двор. Джоел разворачивал джип на бетонированной площадке. Я кивнул ему:

— Свяжись с базой, пусть нас не ждут, сегодня с этим нам не удастся ничего сделать, — и я направился обратно к дому.

Свет перед входом уже погас, и только несколько окон сияло в темноту. Мгновение я обдумывал, могу ли я войти в зал, но потом решил, что лучше сесть к плетеному столику на террасе и ждать, пока кто-нибудь появится.

Глубокая тишина лежала над спящей страной, еще не слышалось даже пения цикад. Собачья свора куда-то исчезла, и только временами я слышал топот вдали. Это были здоровенные барбосы, я не хотел бы с ними встретиться. Я удобно вытянулся в кресле. Дом, насыщенный дневным жаром, выдыхал приятное тепло.

В освещенном зале появилась Корнелия Шиппер.

— Выпьете, господин? — спросила она с холодной вежливостью.

— Спасибо, с удовольствием, — и я послушно уселся. — Сейчас с машиной я ничего не смогу сделать. Только утром, когда проеду на ней и испытаю.

— Это само собой разумеется. — И она налила в высокие рюмки родезийского бренди. Потом уселась против меня и, не говоря ни слова, выпила,

— Ночью мы будем на страже, можете спать спокойно.

— Дело ведь не в этом, — вздохнула она устало, — я не боюсь. Мы уезжаем не из-за беспорядков — здесь никогда не было спокойно. Состояние здоровья мужа ухудшилось, мы должны выехать в Европу. Если уже не поздно… добавила она тихо.

Я знал, что уже поздно. Слишком долго они не могли решиться на этот шаг.

— Детей отошлю самолетом к родным, но у мужа здесь… — мгновение она колебалась, — еще кое-какие переговоры. Поэтому нам нужна эта большая машина. Не так просто за одну ночь избавиться от всего, все отбросить, перечеркнуть всю жизнь. Там нас никто не ждет, не знаю, что будет.. — И она снова выпила. — Принесу еще бутылку вашим парням…

— Нет, сейчас не надо, пожалуйста, — задержал я ее. — Достаточно времени будет утром.

Мгновение она смотрела на меня. В ее взгляде уже не было ни уверенности, ни самоуверенности.

— Откуда вы тут взялись? — спросила она тихо. — Мне кажется, что эта униформа вам не к лицу.

Я пожал плечами.

— Мне не хотелось бы вас задерживать. Вам, конечно, необходимо отдохнуть, — ответил я уклончиво.

— Я отдыхаю, — холодно сказала она и удобно расположилась в кресле, как я минуту тому назад. Полы ее халата распахнулись, открыв колени. Она не пыталась вернуть их обратно. — Нам здесь уже ничего не принадлежит, вздохнула она удрученно, и ее холодное неприступное лицо внезапно стало беспомощным и сокрушенным. — Вы можете себе представить? Я не могу ни с кем посоветоваться. Все лежит только на мне. Муж уже потерял интерес, он… — по ее щекам потекли крупные блестящие слезы. — Боюсь, что он уже уходит, шепнула она едва слышно. Потом она осушила ладонями слезы и наполнила рюмки.

Она знала здесь все и не строила иллюзий. Слишком большая нагрузка для одной женщины. Потому эта доверительность. Ей необходимо было поговорить, поделиться, открыть свое сердце. Хотя бы чужому незнакомому человеку. Что-то нас связывало, возможно, цвет кожи. Я молчал. Что ответить?

Она искоса посмотрела на меня. Я попытался улыбнуться.

— Не отчаивайтесь, — сказал я тихо, — всегда найдется путь, выход, о котором вы даже не знаете. Откроется сам тогда, когда вы его будете меньше всего ждать. Самое худшее уже позади, решение принято. Вы ни о чем не должны сожалеть, здесь все это не закончится по-хорошему. Через пару месяцев вы будете рады, что уехали. Так ведь постоянно нельзя жить — с одними собаками на дворе.

— Вы не англичанин, нет?

Я отрицательно покачал головой.

— Мне сразу же пришло в голову, что вы рассуждаете иначе. Я африкаанер, родилась тут, наша семья жила здесь почти сто пятьдесят лет. Это моя родина! Когда я вышла замуж, здесь поселился и мой супруг. У него был кое-какой капитал, и мы смогли расширить плантации. Сегодня я получила едва четвертую часть цены, и знаете, кто все это купил? — Она глубоко вздохнула. Потянулась к рюмке — рука у нее тряслась. — Негр! В нашем доме теперь будет жить негр!