Смертоносный груз «Гильдеборг» - [38]
Гул моторов разбудил спящую саванну, У нас еще было время, мы еще могли следить за тенями убегающих зверей и огромными незнакомыми звездами на ясном небосклоне или просто дремать с прикрытыми глазами.
Никто не говорил. Темнота была ясной и редкой, пронизанной лунным светом. Мы ехали с погашенными фарами. Машина качалась и подпрыгивала, оставляя сзади широкую полосу примятой травы, а перед нами — непроницаемый волнистый океан. Если на местности будет овраг или вывороченный одинокий ствол дерева, его никто не заметит. Наедем на полной скорости, и не поможет даже стальная обшивка. Командиры машин определяли направление только по компасу. Мы прижались друг к другу и застегнули воротнички рубашек. Холод немилосердно пробирался к телу. Никто не думал о предстоящем столкновении, о бое или смерти.
Если десант прибудет на место вовремя, партизаны отступят, если прибудет позднее, все равно они уже уйдут. Мы обязаны как следует прочесать окрестности, но до рассвета мы не слезем с машин, так как в густых зарослях, на кукурузных или табачных плантациях, легко нарваться на засаду. Большинство ночных акций кончалось одинаково.
Я вспомнил Гута, попытался его представить рядом с собой, но мне это не удалось. В такой ситуации я не мог его себе представить.
— Горит, — тихо сказал Маретти. — Все уже, вероятно, кончено.
Мы подняли головы. На северо-востоке дрожало желтое сияние. Мы выезжали из саванны. Здесь начиналась широкая долина реки. Машина увеличила скорость. Потом послышался сигнал вызова радиостанции. Сержант надел наушники и бесстрастным голосом отвечал:
— Да, да, понимаю. Слушаюсь… — Мы ехали колонной — пять темных грозных силуэтов, семьдесят человек личного состава. Две машины перед нами изменили направление. — Приготовиться! — приказал Маретти. — Еще идет бой. Мы продолжаем движение прямо к ферме, а те две машины заблокируют левый берег реки, чтобы противник не мог уйти.
Мороз пробежал у меня по спине. Дело принимало серьезный оборот. В этот раз это не был только ночной выезд. Сияние пламени вело нас прямо к цели. Здесь нельзя было заблудиться. Потом мы услышали пулеметы.
— Оружие на боевой взвод! — приказал Маретти и включил дальний свет. Из темноты вынырнула широкая ухоженная дорога между плантациями. Мы почувствовали запах дыма. Он тянулся низко над землей и образовывал белые полосы. Перед транспортером сержанта Додеса брызнул гейзер глины, а вслед за ним — другой. Гранаты!
Началось! Маретти нажал на спусковой крючок пулемета, грохот нас оглушил. Мы резко свернули на табачное поле. Транспортер Додеса застыл в неестественном положении поперек дороги. Его фары погасли. Только из амбразур били полосы жгучих искр и впивались в темноту. Додес должен помочь себе сам. Мы встретились с передовым охранением, которое должно задержать продвижение подкреплений.
— Быстрее, быстрее! — орал Маретти. Короткими очередями мы начали обстреливать обочины дороги. Появились первые горящие домики. Обычные круглые хижины черных рабочих из бамбука и глины. Здания фермы пылали ярким белым пламенем. Только кирпичный жилой дом еще не поддавался. Шофер включил сирену атаки. Очередь из пулемета застучала по стальным бортам нашего бронетранспортера. Машина завибрировала. Мы ехали между горящими хижинами по освещенной колее. Жуткий вой сирены вызывал ужас. Пулемет затих. Из фермерского дома появилась цепь десантников. Беневенто. Теперь настало их время. А на другой стороне реки вспыхнули фары. Туда добрались остатки патрульного отряда. Светящиеся стрелы хлестали по водяной поверхности. Нападающие бежали на другую сторону, но мы их все еще не видели.
— Давай, ребята, давай! — выкрикнул Маретти и нажал на спуск пулемета. Однако поток искр был направлен вверх в темноту. На мгновение мы отвели глаза от амбразур. Маретти упал на колени на стальной пол, и только пальцы судорожно сжимали гашетку. Первым опомнился Тенсер. Оторвал руку, — и тело рухнуло к его ногам. Потом он нажал на спусковой крючок. Поток стрел косил полосы камыша на берегу реки. Пусто. Только мы стреляли как одержимые. Никто не пытался пробиться на другой берег.
— Назад, к ферме! — приказал Тенсер. Шофер повернул машину. Пальба на другом берегу утихла. Противник исчез, улетучился, растворился. Только хозяйственные постройки освещали окрестности ослепительным пламенем. Мы вынесли сержанта из машины и положили его к ногам поручика Беневенто. Пятидесятилетний мускулистый итальянец с римским профилем. Казалось, что униформа трещит на нем от каждого движения.
Он только показал на стену дома.
— Белых — направо, черных — налево. А где Додес?
— Завязли с транспортером на дороге, атака ручными гранатами, — сказал Тенсер и закурил сигарету. — По всей вероятности, удержится.
— Все осмотреть, не удаляться вне пределов освещения, — приказал поручик.
Остаток ночи мы свозили мертвых. Черные рабочие, трудившиеся на ферме. Мужчины и женщины из селения.
Семья белых, жившая в доме, спаслась. Старый англичанин с девяностолетней матерью и взрослой дочерью.
Перед рассветом машины, возвращающиеся с другого берега, привезли команду транспортера Додеса и сложили ее на правую сторону к стене дома. Несмотря на то, что, собственно, даже не было боевых действий, потери были чрезвычайно тяжелыми.
Трудно представить, до какой низости может дойти тот, кого теперь принято называть «авторитетом». Уверенный в безнаказанности, он изощренно жестоко мстит судье, упрятавшей на несколько дней его сына-насильника в следственный изолятор.В неравном единоборстве доведенной до отчаяния судьи и ее неуязвимого и всесильного противника раскрывается куда более трагическая история — судьба бывших офицеров-спецназовцев…
открыть Европейский вид человечества составляет в наши дни уже менее девятой населения Земли. В таком значительном преобладании прочих рас и быстроте убывания, нравственного вырождения, малого воспроизводства и растущего захвата генов чужаками европейскую породу можно справедливо считать вошедшею в состояние глубокого упадка. Приняв же во внимание, что Белые женщины детородного возраста насчитывают по щедрым меркам лишь одну пятидесятую мирового населения, а чадолюбивые среди них — и просто крупицы, нашу расу нужно трезво видеть как твёрдо вставшую на путь вымирания, а в условиях несбавляемого напора Третьего мира — близкую к исчезновению.
Перед вами уникальная историческая повесть, рассказывающая о жизни очень талантливого ведуна по имени Гамаюн, жившего в тот момент, когда на территорию раздробленной Руси вторглись многочисленные татаро-монгольские Орды, в первой половине XIII века. Реальные исторические персонажи легендарной эпохи (Коловрат; Невский; Бату-хан и прочие). Фольклорная нежить, видимая только «ведающим людям». Реальные и выдуманные битвы, на полях которых побывает ведун. Эта история, полная противоречий, преодоления, драмы и предательств ждёт вас на страницах повести и заставит по-новому взглянуть на привычную историю.
Денис Гребски (в недавнем прошлом — Денис Гребенщиков), американский журналист и автор модных детективов, после убийства своей знакомой Зои Рафалович невольно становится главным участником загадочных и кровавых событий, разворачивающихся на территории нескольких государств. В центре внимания преступных группировок, а также известных политиков оказывается компромат, который может кардинально повлиять на исход президентских выборов.
Призраки прошлого не отпускают его, даже когда он сам уже практически мёртв. Его душа погибла, но тело жаждет расставить точки над "i". Всем воздастся за все их грехи. Он станет орудием отмщения, заставит вспомнить самые яркие кошмары, не упустит никого. Весь мир криминала знает его как Дарующего Смерть — убийцу, что готов настичь любого. И не важно, сколько вокруг охраны. Он пройдёт сквозь неё и убьёт тебя, если ты попал в его список. Содержит нецензурную брань.
Название романа отражает перемену в направлении развития земной цивилизации в связи с созданием нового доминантного эгрегора. События, уже описанные в романе, являются реально произошедшими. Частично они носят вариантный характер. Те события, которые ждут описания — полностью вариантны. Не вымышлены, а именно вариантны. Поэтому даже их нельзя причислить к жанру фантастики Чистую фантастику я не пишу. В первой книге почти вся вторая часть является попытками философских размышлений.