Смертельный розыгрыш - [34]

— Я думаю, люди вас опасаются.

— Опасаются? Меня?

— Истинная красота как бы отгораживает женщину от всех окружающих. Порождает благоговейный страх или ревность.

— Что за чушь, Джон! Уж не оправдываете ли вы расовый барьер?

Я не мог ей объяснить, что если барьер и существует, то воздвигнут он не цветом кожи, а ее мужем.

— Вы, индийцы, слишком чувствительны к расовой проблеме.

— Естественно. Потому что страдаем из-за нее.

— Ну, уж меня-то вы не можете обвинить в расизме.

— Нет. Но допустим, ваша дочь вздумает выйти замуж за негра?

— Не скрою, тут будут кое-какие затруднения.

— Или за индийца?

По мере того как Вера усиливала свой натиск, ее голос становился все резче и резче. Нет, вероятно, на свете более завзятых спорщиков, чем образованные индийцы. Я чувствовал всю ее страсть к полемике.

— Если я окажусь перед расовым барьером, то просто переступлю через него,— сказал я и тотчас же пожалел о своей легковесной попытке оправдаться. Но Вера не стала загонять меня в угол. На ее лице вновь появилось раздумчивое выражение.

— И ваш Сэм — славный мальчик.

— Да.

— Надеюсь, он не влюбится в меня.

Нет, положительно, потрясениям этого вечера не будет конца!

— А что, есть такая опасность?— растерянно спросил я.

— Возможно.

— Это не причинило бы ему никакого вреда,— неожиданно вырвалось у меня.— Более того, было бы для него изумительным подарком судьбы.

В воздухе весело зазвенел ее смех.

— Да вы и впрямь человек поразительный! А обо мне вы подумали? Уж не поощряете ли вы меня?

— Отец всегда желает самого лучшего для своего сына,— беспечно заметил я.

— Но вас, дорогой Джон, я отнюдь не представляю себе в роли почтенного отца семейства. Не ваше амплуа.

— И все-таки я человек в летах и мне вредно сидеть на росистой траве. Пора возвращаться.

Вера покорно приподнялась. Стоя уже на коленях, она сказала:

— Обещайте, что вы никому не расскажете о том… о том, кто разгуливал в одежде цыганенка. Никому-никому. Обещайте.

— Я только скажу, что цыганенок ускользнул от меня.

— И никогда больше не появится.

— И никто больше о нем не услышит. Обещаю.

Я протянул руки, помогая ей подняться. В следующее мгновение ее уста прильнули к моим, и я с полной силой ощутил сладость этой удивительной ночи. Я утратил способность размышлять, утратил страх — только чувствовал ее близость и сознавал, что все это назревало уже давно — и вот случилось! На мгновение мы замерли.

— Все же цыганенок не ускользнул от вас,— сказала она дрожащим голосом и осторожно высвободилась. Это было последнее, что я услышал от нее в ту ночь. Все еще как во сне, я накинул свой макинтош. Рваная шапчонка Веры валялась на траве; я спросил, не подобрать ли ее, но она только помотала головой. Мы перелезли через воротца. Она взяла меня за руку, и мы молча пошли вниз по проулку. В том месте, где от него ответвлялась направо тропка, ведущая к «Пайдалу» и Замку, она отпустила мою руку, посмотрела на меня долгим испытующим взором, свернула и тут же с обычной своей неуловимостью упорхнула в ночную темень.

Когда я открыл садовую калитку, навстречу мне кинулась Дженни.

— Где ты так долго пропадал, дорогой?— спросила она, обвивая меня руками.— И ты весь мокрый.

— Я сидел на лугу. Трава вся в росе.

После того как я с такой легкостью сказал эту полуправду, мне уже без труда далась вся последующая ложь: как я наткнулся на толпу ребят, напавших на цыганенка, как я отослал их домой и стал допрашивать цыганенка, но он вырвался и удрал.

Дженни едва прислушивалась к моим словам; тем большее отвращение вызывало во мне мое лганье. Когда мы вошли в дом и сели, она поглядела на меня испытующе, прежде чем выложить свою новость, и сказала, что у нас был Берти Карт, он ушел совсем недавно, перед моим приходом.

— Какого дьявола ему здесь надо было?— спросил я резким тоном.

На ее лице вновь появилось необычное, почти плутоватое выражение. Но я не понял тогда, что оно означает,— я все еще находился под впечатлением встречи с Верой, лишь позднее я догадался, что Дженни нервничала, не зная, как я отнесусь к этому посещению.

— Он просто забежал. Повидать нас. Без всякой цели.

Вот тут-то я и усомнился, в самом ли деле он зашел просто так, без всякой тайной цели. Что, если он видел, как я вышел, и воспользовался моей отлучкой? Но для чего? Вряд ли он мог рассчитывать, что застанет Коринну одну. Как бы то ни было, поэтому, вероятно, он и не явился на свидание с Верой в лесу.

— Коринна была с тобой?

— Да, дорогой. Сначала. А потом ушла спать.

На коленях у Дженни примостился Бастер, она нагнулась, чтобы пощекотать его за ухом, и ее лицо скрылось под перистыми золотыми волосами.

— Значит, она не так уж безумно увлечена?

— Я попросила ее уйти.

— Весьма разумно, дорогая. Мы не должны давать повод думать, будто поощряем…

— Я сказала ей, что мне надо поговорить с Берти.

— Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь!— воскликнула Дженни, вспыхивая.— Почему тебя не было дома? Ты ее отец. Неужели ты не сознаешь, в каком трудном я положении?

— Не мог же я знать, что он заявится сюда. Ты хотела поговорить с ним о Коринне?

— Конечно. О чем мне еще с ним говорить? Оставаясь с ним наедине, чувствуешь себя такой замаранной, что хочется пойти вымыться.